Обошел Муромец вокруг девицы, в затылке поскреб. Хороша, ничего не скажешь, а что лицом зелена малость, так то на немощь желудочную списать можно. Все, как положено — и коса на месте, и кокошник бисерный, а глазами зелеными так и ведет, так и чарует. Нипочем не устоять Вахрамею против такой красы!

Только Сема нацелился перси на мягкость попытать, девица его хлоп по щеке!

Потер молодец щеку, выдохнул уважительно:

— Как настоящая… А говорить она умеет?

Подбоченилась царевна-лягушка:

— Ква, ква-ква!

— Пущай лучше молчит! — постановили мы сообща.

Усадили лягушку на коня к Муромцу и дальше поехали. Говорю я побратимам с опаскою:

— Лишь бы царь ее до свадьбы в уста целовать не надумал, а то сызнова лягушкой обернется!

— Мы уж проследим!

Не видать что-то царства навьего. Все лес да лес, восьмая верста навскидку пошла. Только хотели коней подхлестнуть, глядь — кончилась дорога неезженая. Остановились мы, глаза протерли — не появилась, будто отрезал ее кто посередь полянки.

Может, подшутила Баба Яга, отвагу нашу испытывала?

Кивнул я на череп в траве придорожной, шелом пробитый, следы конские во множестве:

— С размахом бабка гуляет…

Соловей догадки строит:

— А может, навье царство только с темнотой появляется? По ночам и дружина разбойная выходит, видать, света боится.

— Или страху побольше нагнать хочет, — сказал я и тронул легонько Сивкины бока коленями. Пошел конь вперед с опаскою, на череп косится.

— Ох не к добру это, хозяин…

— Ты еще покаркай, волчья сыть!

Конь возьми да и скажи сдуру:

— Кар-р-р, ежели человеческих слов не разумеешь!

Раздалась тут земля, аки трясина болотная, я и понять ничего не успел — падаем куда-то, да быстро так, ровно в яму ловчую! Недолго падали, сажени две. Конь по щетки в землю ушел, я задом о седло приложился. Гляжу — стоим мы на горушке невысокой, дорога вниз сбегает, в поля уходит, по небу тучки гуляют, а солнца нет как нет, отовсюду свет ровный идет. Задрал я голову — прямо надо мною то ли омут, то ли свод, из мрака сотканный, и летят оттуда два коня и собака, вопят согласно. Упали — замолчали, озираются. Ворон эдак деловито на крыльях распахнутых спустился, ко мне на плечо присел:

— Ну что, и дальше тебе конь каркать будет или мне дозволишь?

— А надобно?

— Надобно, надобно! Вон под горочкой дружинники вахрамеевские на ноги резвые повскакивали — не к добру!!! Кар-р-р, кар-р-р!

Увидали нас дружинники, сабли выхватили, на холм карабкаются, задушевных бесед вести не желают. Нас трое, их пятеро, все как на подбор: дюжие, лихие, к мечу привычные, истинно — разбойники. Загодя радуются, как поживу бранную промеж себя делить будут, конями да девицей перед Вахрамеем выслуживаться. Только я примерился петухами голосистыми их обернуть, чую — что-то не то. Как гляну на дружинников, сразу сила чародейская меня оставляет, заклятия в голове путаются. То ли заговоренные они, то ли оберег какой вздели. Хорошо, царевна лягушкой не перекинулась — видать, самим чарам оберег не помеха, во мне дело. Хоть ты на версту отбегай да издали колдуй.

Быть бы тут сече кровавой, да нашелся я, навстречу дружинникам руки распахиваю, кричу с радостью:

— Ребятушки! Так вы и есть караул обещанный, что к терему царскому нас с почетом проводить должон? Ай да Вахрамей Кудеярович, ну уважил, у самого порога встречает!

Растерялись дружинники, сабли опустили, позволили каждого по очереди обнять, троекратно облобызать. Старшой рукавом украдкой утерся, говорит хмуро:

— Встретить-то нам велели, да кого — растолковать позабыли. Ты кто таков будешь, придур… приезжий человек?

Разыграл я обиду праведную:

— Как кто?! Будущий родственник Вахрамеев, вот сестрицу ему в жены везу!

— А это что за лбы? — спрашивает дружинник, на побратимов моих кивая. — Подружки невестины?

— Родичи, на пир свадебный выбрались.

Поворчали дружинника, посоветовались. Кто нас знает, может, и впрямь с царем уговорились-породнились, зарубишь — хлопот не оберешься, пущай Вахрамей сам решает, казнить аль миловать.

Отрядил старшой двоих нам в охрану:

— Глядите за ними в оба, не за родственничков, так за пленничков награду огребем!

Ничем навье царство от Лукоморья не отличается — и дубы те же, и вороны туда-сюда по небу летают, в огородах лебеда с репой воюет. Долго ль, коротко ль — прискакали мы к терему царскому. Побежали дружинники с докладом, возвращаются злые — царь велел нас пустить, а им по дюжине плетей всыпать, дабы впредь неповадно было перед всякими проходимцами уши развешивать. Отобрали у нас оружие, при входе сложили.

— Ежели выйдете, заберете, а нет — так оно вам и вовсе не понадобится.

В палатах царских от стражи не продохнуть, не то что мечом размахнуться. Царь на троне сидит развалясь, из чарки зелено вино попивает: