Шрифт:
– Когда очень захочет, - подтвердил Муха.
– Да что же в этих долбаных контейнерах, если они так суетятся?
– Истребители, - объяснил Док.
– Су-27 или Су-39.
– А ты-то откуда знаешь?
– удивился Боцман.
– Сам смотри. Что на вагонах написано? "Собственность Улан-Удинского авиационного завода". Там как раз и делают "сушки".
Док извлек из чехла шифровальный прибор "Азимут", подсоединил к "Селене" и забегал пальцами по клавиатуре. Я взглянул на дисплей. Там появилось:
"Пастухов - Центру. Разгрузка состава возобновлена. Сохраняется ли необходимость прервать работы?"
– Отправляю?
– спросил Док.
– Ну отправляй, - кивнул я.
– Только как же мы их прервем?
Не ответив, Док нажал клавишу шифратора. Сигнал ушел на спутник. Я посмотрел на часы. Полдень. В Москве - шесть утра. Ответа можно было ждать часа через три: пока в этот таинственный Центр приедет начальство, пока прочитают, пока обсудят.
Ответ пришел через четыре минуты:
"Центр - Пастухову. Приказываю предотвратить вылет "Мрии" любыми средствами".
Док охлопал себя по карманам, как человек, который ищет спички, извлек из камуфляжки черную пластмассовую коробочку радиопульта, ввел код и нажал пусковую кнопку.
Долбануло так, что с кустов стряхнуло капли росы. По проводам высоковольтной линии пробежали искры. И лишь потом донеслись раскаты двойного взрыва.
– Ексель-моксель, Док!
– сказал Артист.
– Сколько же ты туда зафигачил?
– Два заряда по килограмму.
– А сколько еще в запасе?
– спросил я. Словно бы извиняясь, Док пожал плечами:
– Все. Больше нет ничего. Я и эти-то заложил так, на всякий пожарный.
Он снова придвинул к себе "Азимут" и набрал:
"Пастухов - Центру. Подача электроэнергии на объект возобновится не раньше, чем через сутки. Две мачты ЛЭП полностью уничтожены".
Центр спросил:
"Каким образом?"
Док показал мне текст. Я ответил:
– Не один ли им хрен? Взорвали.
Док перевел на канцелярский:
"Пастухов - Центру. Опорные мачты ЛЭП выведены из строя посредством взрыва".
Центр минут десять думал. Потом приказал:
"Доложите данные визуальной разведки. Особое внимание обратить на взлеты и посадки самолетов всех систем: количество, тип, время полетов, опознавательные знаки. Регистрировать режим работы аэродромных радаров. Докладывать обо всем происходящем на территории объекта. Не упускать ни малейших подробностей".
А в виске у меня все зудело и зудело.
Артист произнес:
– Нет ли у вас, джентльмены, ощущения, что нам отсюда нужно как можно быстрей валить?
Вот это у меня и зудело.
– Есть, - подтвердил я.
– Ночью уйдем.
Но до ночи еще нужно было дожить.
Ощущение тревоги у меня все усиливалось и усиливалось, хотя для этого не было никаких очевидных причин. Все было обычным. На сторожевых вышках стояли солдаты, по двое на каждой, озирали окрестности через бинокли и стереотрубы. Грунтовку между линией ЛЭП и железнодорожной колеей утюжили бронетранспортеры и БМП с автоматчиками на броне. Усиленные патрули прочесывали русла ручьев и горные тропы.
"Мрия" стояла на прежнем месте в начале главной взлетно-посадочной полосы с задранным носом и опущенной аппарелью, готовая к погрузке. Утром пришли члены экипажа, походили вокруг нее и вернулись в военный городок коротать время в гарнизонной гостинице.
Прилетел Ми-10, забрал рабочую команду и "черных" охранников, ушел по-над железнодорожной колеей к месту взрыва. Часа через три снова появился, заправился, загрузил бетономешалку и какое-то оборудование, улетел. Задали мы работенки саперным частям. В условиях, приближенных к боевым. Ну, что делать? Трудно в ученье, легко в гробу.
А чувство тревоги у меня все не слабело. И наконец дошло. Тишина. Не летали "миги" и "су". Все вертолеты, беспрерывно барражировавшие вчера над нагорьем, как шмели над цветущим лугом, стояли на площадках в окружении солдат охраны. Экипажи кучковались возле машин, готовые по первому сигналу поднять их в воздух.
И еще одно наблюдение настораживало. Безлюдье возле вагончиков ПМС. Не дымили трубы "буржуек", не колготился рабочий люд. Создавалось ощущение, что всех срочно эвакуировали. А когда эвакуируют мирное население? Когда ожидают боевых действий. В военном городке тоже было непривычно безлюдно. Ну дела. Они что, ждут штурма?