Шрифт:
– Думаю, не долго ждать, ноги у меня гудят, как всегда, к перемене погоды.
Оба рассмеялись. Не очень еще весело, но и не мрачно уже. Нет, нет, не мрачно. Озорно скорее, по-молодому. Да и в самом деле, ведь молодость! Еще военная, но молодость, черт возьми! Брага так и сказал:
– Погляжу я на вас - совсем вы еще молодой, товарищ старший лейтенант.
– С чего вы взяли?
– Не приуныли ничуть.
– А зачем унывать? Профессия не та. Потом у меня зарок: когда тебя бьют, головы не вешай, а то прибьют насмерть.
– Правильный зарок.
– И еще есть один.
– Какой же?
– Сдачи давать. Всегда, при всех обстоятельствах. Так меня отец мой учил. А это тоже весело надо делать, иначе каюк.
...Два самолета почти одновременно выруливают на взлетную дорожку. Тяжелый, неповоротливый ТБ-3. И маленький, юркий У-2. В разные стороны лежат их пути.
Одному предстоит пересечь линию фронта, дойти до назначенного места и выбросить группу десантников, получивших особое задание. Только что из тыла и снова в тыл. Но теперь уже с крыльями за спиной, полностью экипированные, заново вооруженные.
Другому лететь на восток. На фюзеляже не нарисован красный крест, но машина перевозит раненых. Все будет идти как по расписанию: несколько часов полета, посадка на энском аэродроме. Тишина госпитальных палат, зоркий глаз докторов...
Два самолета. Большой и маленький. По одной взлетной полосе почти одновременно они подымутся в воздух. По земле будут бежать в одном направлении, словно уходя на общее задание. Потом развернутся, каждый ляжет на свой курс. Но люди, улетающие в том и другом, перед взлетом, наверное, еще увидят друг друга.
Так и есть! Вот один все время нервно высовывается из кабины У-2. Это Кузя. Слободкин улетел часом раньше, и теперь он уже далеко. Встретятся ли они? Этого никто не знает. Война есть война...
Кузя внимательно всматривается в открытую еще дверцу бомбардировщика. Кто летит там? Брага? Его невозможно узнать: с головы до ног во всем новом - в новом шлеме, в новом комбинезоне. А рядом? Поборцев? А дальше? У Кузи глаза разбегаются. Он знает, до взлета остались считанные минуты, может быть секунды даже, хочется поймать взглядом и того, и другого, и третьего... А тут еще сумерки. И моторы уже гудят. От этого вроде бы еще темней становится. Или это обман зрения? Конечно, обман, при чем тут моторы? Стояли б самолеты чуть ближе, можно было б всех разглядеть, всем помахать рукою. А моторы ревут все сильней и сильней. Глаза начинают слезиться от поднятого винтами ветра...
Дверца ТБ-3 захлопывается. Машина содрогается и подпрыгивает на месте, словно от нетерпения. Сейчас разбежится и взлетит.
Разбегается. Черные колеса не катятся, а бегут, перескакивая через неровности дорожки. Еще не в воздухе, но уже не на земле. Вот наконец совсем отрываются, повисают под плоскостями. В полете!
ТБ-3 ложится на заданный курс. На взлетную дорожку выруливает новый бомбардировщик...
Нет, кажется, никакого единого пульта управления боевыми машинами. Они взлетают порознь, послушные только тем, кто сидит за их штурвалами. Но от каждого самолета тянется незримая ниточка и завязывается в узелок в одном месте.
Под соснами распласталась палатка, с виду точно такая же, как и те, санитарные, распялена на четырех колышках. Но в палатке на крохотном столике карта, из угла в угол расчерченная, густо усеянная флажками. Люди, склонившиеся над картой, все время поглядывают на часы.
Через час будет на месте группа Поборцева.
Еще через час выброска группы Капралова.
Вот-вот достигнут цели группы Карицкого, Пахмутова, Гилевича...
В палатке так тихо, что слышны звуки морзянки в наушниках радиста: та-та,
та-та-та... Или это комар забрался под полог? Нет, нет, ни один комар на свете не смог бы прожить в этой удушающей махре и нескольких минут, а морзянка поет-заливается который час без умолку.
Представитель Ставки придвигается к радисту поближе:
– Ну как ваш "комарик"? Справляется? Радисту нравится шутка:
– Вполне, товарищ полковник. Только разве это комарик?
– Точная копия.
– Вы бы в этих болотах с наше побродили. Вот это был комарик! Туча на туче.
Невозможно это представить, товарищ полковник. Только испытать надо. Ну совсем заел гнус, хуже всякого немца.
– Вполне с вами согласен.
Радист удивленно глянул на представителя Ставки, но ответить сразу ему не сумел - опять загудело в наушниках. Радист настороженно слушал минуту-другую, потом снова обратился к полковнику:
– В московских краях таких комариков нет, конечно.
– Да как вам сказать... Скорей всего нету. А в общем, врать не буду, не знаю.
– Вы ж из Москвы?