– Почему?.. Просто Нюська ласкательного имени и не заслуживает, а у Сломовых так повелось сызмалу: Варька да Варька.

– И за что ж вы дали ей такую кличку, что и произносить неудобно?полюбопытствовала-таки собеседница.

– Во-первых, не мы. И никто из наших, тем более я, так ее не обзывали.

– Догадываюсь, что это лехо-плешиво-гундосовская работа. Так?

– Ты угадала. А дразнят они ее "цыцьката".

– Они что, полногрудых презирают?

– За тех не знаю, а Леха - ты слышала, как он сказал и про тебя...

– Он, как я понимаю, отпетый пошляк. А как ты смотришь на таких.

– На сисястых, что ли? Для меня главное не это. И давай на эту тему не будем!

– Ты рассердился? Извини, пожалуйста...

Прошло с полчаса, но ничего из ожидавшегося пока не сбывалось. "Неужели зря теряем время?" - начал сомневаться Андрей.
– "Может, не надо ждать у моря погоды"...
– Его мысли снова прервала Марта:

– Андрюш, ты сказал "тем более я". Тебе, наверно, Варя очень нравится?

– Почему бы и нет? Мы с нею соседи.

– Я имела в виду другое... Впрочем, это неважно.

– Я тебя понял, - дошло до него.
– Ты имела в виду любовь?
– Марта промолчала, но он поспешил внести ясность: - Никакой особенной любви. Просто мы близкие соседи, вместе выросли, почти как брат и сестра. А у тебя уже была настоящая любовь? Токо честно.

– Была. Но давно, еще в пятом классе.

– А потом встречалась уже без любви.

– Я вообще ни с одним мальчиком не встречалась!

– И даже с тем, первым?

– Я любила тайно от всех. Он и не знал об этом.

– Че ж не объяснилась, ежели он стоящий парень?

– Так уж получилось...

– А у меня было совсем даже наоборот.

– Ой, Андрюша, смотри, смотри! Взлетели утки и притом - испуганные!

Оба вскочили, словно подброшенные пружиной. Утиная стайка, тревожно крякая, пронеслась над их головами.

– Усекла, откуда взлетели?

– Конечно! Вон от тех камышей.

– Я же говорил! Так и вышло!
– радостно восклицал Андрей.

– Погоди ликовать, может, они просто так снялись с места...

Усомнилась она потому, что уж очень близко оказались "те камыши", всего в каких-то трехстах метрах от них. С высоты андреевых плеч она их осматривала тщательно, и никакого белого предмета на этом полуостровке (камышовые заросли простирались до восточного берега плавней) замечено ею не было.

– Ну, нет! Когда просто так, они ведут себя по-другому, - тоном знатока возразил Андрей.
– Верняк, кто-то вспугнул! Садись на свое место - едем.

Прихватив сумку, Марта заняла переднюю скамейку. Два поворота - и вырулили на простор; здесь Андрей поменял шест на весло, принялся неистово грести. Заметив, что лодка в ответ на энергичные гребки слегка виляет то вправо, то влево, пассажирка пересела не среднюю скамейку, взяла шест, спросив:

– Можнo, я буду тебе помогать?

Получив утвердительный кивок, принялась и себе чиркать по воде.

И похоже, не без пользы: посудина если и не пошла быстрее, то уж точно - ровнее. Вскоре с разгону вонзились в плотную зелень стеблей, верхушки которых шуршали метра на полтора выше их голов. Сложив ладони рупором, Андрей громко позвал:

– Дядя летчик! Эге-гей! Где ты, отзовись!

Прислушались, затаив дыхание. Квохтавшие поблизости нырки, а также камышовка, выводившая свое звонкое "короп-короп, линь-линь!" на минуту умолкли, словно тоже вслушиваясь. Но... ни на эти, ни на последующие - уже из других мест - зовы никто, увы, не откликался.

– Может, слышит, да опасается, - предположил Андрей.
– Позови-ка ты, у тебя голос совсем еще детский. Он смекнет: детей опасаться не след. .

Но и на мартин "детский" ответа не дождались... Решили идти вдоль зарослей. Кромка зелени, издали кажущаяся ровной, на деле изобилует выступами и бухточками, обусловленными, видимо, глубиной воды, приходилось много петлять, что требовало немалых сил. В этих закоулках было так же невыносимо жарко, как недавно в подсолнухах, но сил требовалось втрое больше, чем на бег. Взмокнув до нитки, Андрей снял блузу, затем и штаны (в душе поблагодарив помощницу за предусмотрительность); но даже оставшись в одних трусах, блестел, словно только что вылез из воды.

Следов присутствия человека обнаружить не удавалось... Наконец он положил шест, сел, лодка остановилась. Молча окунул блузу, отжал воду, вытер обильный пот; натянул штаны.

– Приморился?
– спросила она участливо и грустно; у Марты заметно поубавилось веры в то, что "ути" были вспугнуты человеком.

– Есть маленько, - признался он и предложил: - хочешь, освежись и ты: скинь кофточку, прополосни, оботрись; я отвернусь.

– Спасибо, я потерплю...

– Не чуди, тоже вся мокрая! Держи, - бросил ей свою блузу.
– Оботрись, знаешь, как приятно прохладненьким!