Шрифт:
С черного неба вдруг долетел слабый, далекий крик. Прокатился эхом над лесом и постепенно угас. Девицы застыли на месте, испуганно переглядываясь.
– Это что – птица? – дрожащим голосом спросила Кайса.
– Наверно…
– А мне почудилось, что голос человечий, – выпалила Мурикки, прикрывая рот, словно сама испугалась своих слов.
Подружки зашептали заговоры от нечисти, потянулись к оберегам.
– Это далеко, – неуверенно сказала Кайса. – Где-то на западе, за Кемми. Озерные хийси шалят…
– Давайте вернемся, пока не поздно! – настойчиво повторила белоголовая девочка.
– Боишься, так иди в лодку и сиди там, – огрызнулась Кайса со страху.
Девочка вздохнула совсем по-взрослому:
– Нет уж, останусь с вами, глупыми.
Шло время, но ничего страшного больше не происходило. Вокруг царила мертвая тишина, только ветер шелестел во ржи. На другом берегу, который казался далеким-далеким, залаяла собака.
– В самом деле, далеко, – сказала Мурикки, приходя в себя. – Пусть его кричит, нам не помешает.
Девицы понемногу осмелели, пошли дальше, на ходу расплетая косы. Снова зазучал смех.
– Ну вылитая шишига, – заявила Кайса, глядя на Кетти. – Тощая, бледная, костлявая, и белые космы до колен, словно только что из омута.
– А тебя, толстуху рыжую, и в шишиги не возьмут, – не осталась в долгу Кетти. – Разве что в кикиморы. Будешь лягушке сестра, пиявке невестка.
– А я знаю, кто мне явится в зеркале, – пропела Мурикки. – А вам не скажу, хоть режьте!
– Зачем сразу резать? Айникки, ты сильная – подержи ее за локти, а я буду ее щекотать.
– Да пусти ты ее, Кайса, а то раскричится на весь лес…
Неожиданно рожь расступилась и открылась проплешина перекрестка. Колючие колосья покачивались, чуть поблескивая в лунном свете и наполняя ночь едва слышным пугающим шепотом.
Распустив длинные волосы, девушки расстегнули пояса, положили их у обочины. Кайса бесстрашно сняла с шеи оберег. Айникки взяла в руки серебряное зеркало. Небо мерцало тысячами звезд, но этот свет земли не достигал – внизу царили мрак и тишина.
– Ну, кто первый?
– Иди, Айникки, – сказала Кетти. – Зеркало твое – тебе и начинать.
Айникки пожала плечами и, держа зеркало перед собой, вышла на перекресток.
Притаившиеся на обочине девушки сразу растворились во тьме. Айникки на мгновение показалось, что она совсем одна. Луна сияла так ярко, что Айникки видела на перекрестке свою тень. Она подняла перед собой зеркало и, глядя в него через плечо на луну, запела девичью гадательную песню:
– Если б милый появился, ненаглядный показался — расклубилась бы туманом, дымом выбралась из дома, искорками доскакала, пламенем дополыхала…Вдруг Айники подумалось, что вот она стоит с зеркалом в руках, освещенная волчьим солнышком, а вокруг, во ржи – хийси, шишиги, ворсы и васы и прочая лесная и полевая нечисть, рассевшись, как на торгу, ждут – что же девица учудит?
– Близко-близко подошла бы, чтобы губ коснулись губы, подала бы другу руку, хоть гадюку принеси он, и в уста бы целовала, хоть вдохнуть пришлось бы гибель, и повисла бы на шее, хоть над ямою могильной, с ним делила бы я ложе, хоть бы залитое кровью…Айникки смотрела и видела, как в омуте, свое отражение – лицо бледное, даже зеленоватое, как у утопленницы, а глаза блестят, и на губах играет улыбка, и над белесыми волосами поднимается серебристое сияние. Айникки чуть повернулась, и сразу сияние над ее головой пропало, лицо ушло в тень, а всю поверхность зеркала заняла луна.
– Но уста у мила друга волчьей кровью не намокли, в кулаке змею не держит, смерть на шею не воссела; губы милого – что соты, переполненные медом…Рядом в темноте шепчутся подружки, но Айникки их не слушает – она смотрит на луну. А луна смотрит на нее. Девушке кажется, что луна все ближе и ближе – толи Айникки взлетает в небо, то ли луна спускается в рожь. Ночное светило кажется приветливым лицом, которое совсем не вызывает у девушки страха. Айникки охватывает озорное веселье. «Спускайся к нам, – зовет она луну. – Побегаем по полям, попляшем во ржи!» Луна вдруг оказалась совсем близко – можно рукой дотянуться – и шепнула: