Побелевшая Кетти молча трясла головой.

– Ну и правильно, – невозмутимо кивнул похъёлец. – Молодец этот с промысла осенью не возвратится, так что и сохнуть по нему незачем. Кто там у нас остался?

Кайса громко всхлипнула в тишине.

– Я не хочу быть шишигой! Они страшилища!

– Кто страшилище? Шишига? Да ты себя не видела, девица. Ступай-ка ты, пожалуй, в реку. Поселишься под пристанью – и все будут тебя бояться.

Кайса заревела в голос.

– Вон, выгляни, посмотри, какая красавица! На реке раздался всплеск, и над водой медленно поднялась голова, потом плечи… Спутанные волосы стлались по воде плавучей травой, свешивались шишиге на лицо. Кожа у нее была бледной и пятнистой. Шишига вышла на мелководье, осторожно переступая разбухшими в воде ногами, и остановилась, покачиваясь и глотая воздух. В воздухе распространился запах протухшей рыбы.

– Отпусти меня, господин, – глухо проговорила она. – Душно…

– Иди к нам, повеселись, – приветливо позвал ее путник.

– Путь уйдет! – завизжала Кайса, вскакивая с места. – Сгинь, нечисть!

Похъёлец тоже встал на ноги.

– Ступай в реку, дура, – жестко велел он Кайсе. – Надоела!

Теперь, когда чародей стоял, все ясно увидели у него за спиной тень черных крыльев. Но никто из девушек не пошевелился и не смог сказать ни слова. Похъёльские песенные чары для смертных нерушимы.

Кайса, заливаясь слезами, шагнула к двери.

– Смотри, тун! – раздался вдруг звонкий голосок. – Будешь пить человеческую кровь – обезумеешь!

Похъёлец резко повернулся к лавке, и его взгляд обратился на девочку в жемчужной повязке, что тихой мышкой сидела в углу у двери. Несколько мгновений он изумленно смотрел на нее, как будто впервые увидел. Потом вдруг оскалился, как волк, и злобно спросил:

– Ты кто такая?

– Отпустил бы девиц, – спокойно сказала девочка. – Сам знаешь, привыкать к крови опасно. Еще раз, другой – и станешь зверем навсегда!

Тун несколько мгновений вглядывался в лицо девочки. Вдруг он отшатнулся и быстро забормотал что-то на своем языке. Огонек лучины забился и пригас, словно с улиц подуло холодным ветром. Айникки почувствовала, что, словно отзываясь на слова чародея, из углов расползается темнота, накатывает холод и смертный ужас…

– И откуда столько наглости набрался! – Ясный голосок девочки легко сбил ворожбу туна и прогнал страшное наваждение. – Или не учили тебя – не призывать своих богов на чужой земле?

– Для Калмы нет чужой земли, – хрипло ответил тун. – Она приходит и забирает свое! Нет сильнее богов Похъёлы, и ты сама это знаешь, карьяльская богиня! Я хочу крови этих девиц, и я ее выпью – не смей вмешиваться!

– Я не вмешиваюсь, пока меня не попросят, – спокойно ответила девочка. – Сильный не делает ничего, кроме того, что должно. Я не собираюсь воевать с Калмой. Но вот эта девушка отсюда уйдет со мной. Пошли, Айникки, – ласково позвала она, взяв ее бессильную руку.

Прикосновение словно пробудило девушку от кошмарного сна. Она вскочила на ноги, метнулась к двери и с криком шатнулась обратно, увидев шишигу.

Похъёлец издевательски расхохотался.

– Сильный делает всё, что захочет! Вы, южане, просто не знаете, что такое настоящая сила! Но скоро Борозда разрушится окончательно, и тогда вы увидите всю мощь Похъёлы! Подобной мощи нет ни у богов, ни у людей…

– Так и у тебя ее нет, – заметила девочка. – Колдун ты по вашим меркам не самый искусный.

– Нет, так скоро будет, – злобно ответил тун. – Мать всё осторожничает с сампо, но, когда я стану Хозяином Похъёлы, все переменится, вот увидите! И ты пожалеешь о сегодяшнем…

– Мудрый, обретя всемогущество, к нему не прикоснется, пока не узнает о последствиях, – подумав, сказала девочка. – А неразумный начнет тут же тратить силу на пустяки, преследуя свои мелкие цели, и погубит мир, сам того не заметив. Я обдумаю твои слова, сын Лоухи, и передам их другим карьяльским богам.

Рауни стиснул зубы, сообразив, что сболтнул лишнее.

– Ладно уж, забирай ее! – Он отступил назад, отворачиваясь от Айникки. – Я не жадный. А другие? Их-то мне оставишь?

– Другие пусть полагаются на свои силы. Я несколько раз пыталась их остановить, но они остались глухими.

Тун облизнулся.

– Что ж, тогда пусть проваливает.

– Ну, иди, – тихо сказала девочка, подталкивая Айникки к двери.

Прямо перед ними стояла шишига. Айникки увидела ее вблизи и похолодела. Шишига выглядела мертвой – мертвей некуда, – но глядела на нее, как цепная собака, ждущая приказа хозяина.