Шрифт:
Девушки последовали за ним, на ходу застегивая пояса и приводя в порядок волосы. Теперь чужака поддерживали Мурикки и Кайса. К Айникки, шедшей позади всех, потихоньку подошла беловолосая девочка и взяла ее за руку. У Айникки вдруг словно в голове прояснилось. «Да что же мы делаем? – изумилась она. – Подобрали на дороге не пойми кого, притащили в Калева, никому не сказав… А теперь куда идем? Зачем?»
– Кетти! – тихо окликнула она подругу. – Что-то мне не по себе. Может, не надо было вести его сюда?
– Не бросать же его на дороге! – рассудительно ответила Кетти. – К тому же он один и болен, а нас четверо. Что он нам сделает?
– А если он колдун?
– С чего ты взяла?
«И в самом деле», – устыдилась Айникки. Не все же чужаки непременно чародеи. Может, права Кайса – просто странствующий певец из саамских земель заблудился в Тапиоле…
Вскоре пришли к баньке – тяжелой, приземистой избушке. Внутри было темно и тепло, вкусно пахло травами, березовым листом, нагретым распаренным деревом. Кетти ощупью нашла в предбаннике пучок лучин, запалила одну, вставила в щель между бревнами. Огонек осветил черные бревна, разгорелся – по стенам поползли тени, прячась в углах.
Сырое душистое тепло чудесным образом оживило незнакомца. Через порог он шагнул еще шатаясь, а на лавку опустился уже сам, отстранив помощниц. Поднял голову, откинул спутанные волосы с лица, окинул заробевших девушек цепким взглядом.
– Ах, хорошо! – произнес он уже не замирающим шепотом, а звучным голосом певца. – Что может быть лучше теплого гнезда! Как же мне отблагодарить вас, карьялские девы?
– А спойте нам что-нибудь! – тут же влезла Кайса, подсовывая ему торбу с кантеле. – Глаза путника видят зорче, чем глаза прочих людей. Путник лесом очищен, звери и птицы его вразумили…
– Как тебе не стыдно! – зашипела Мурикки. – Не накормив, не расспросив…
Гость прервал ее, ласково положив руку на плечо.
– Так и сделаем, – улыбаясь, сказал он. – Певец я или не певец? Сначала – песни. А потом пир.
Девицы, покоряясь его голосу, расселись на лавке. Айникки села поближе к двери, беловолосая девочка примостилась рядом, не выпуская ее руки. Айникки почувствовала, что рука девочки дрожит.
Надо сказать, янтарный свет лучины не сделал облик путника менее пугающим. Даже в лунном свете, измученный и беспомощный, он казался человечнее. А теперь его странная усмешка наводила на самые нехорошие подозрения, пронзительный взгляд подчинял волю, и вскоре девушки уже не смели шевельнуться, съежившись на своей лавке. Только Кетти вздрогнула и прошептала на ухо Айникки:
– У него в левом глазу два зрачка!
– Да где? – тихо отозвалась Айникки, всматриваясь в узкое лицо певца. – Тебе, наверно, померещилось…
Путник перехватил ее взгляд, и улыбка тут же пропала с его лица. А глаза на мгновение блеснули угрожающе – и снова спрятались за темными ресницами.
«Не сбежать ли, пока не поздно?» – с тревогой подумала Айникки.
Тем временем путник распустил завязки своей торбы и достал кантеле. Девицы дружно ахнули от изумления. Кантеле было изготовлено в виде скрюченной мертвой руки, оправленной в серебро и украшенной мелкими прозрачными камнями. На кости были натянуты струны.
При виде страшной руки у Айникки пропали последние сомнения. Чужестранец, несомненно, колдун. «А мы даже не спросили его, кто он и откуда! Разбудить отца, позвать Локку!»
Но даже не шевельнулась – ноги стали как соломенные.
Путник пробежался пальцами по струнам, издав нежный холодный перезвон – как будто осыпался иней.
– Что бы вы хотели услышать, красавицы?
– Песни ваших родных краев, конечно, – проговорила Мурикки, глядя на него как зачарованная.
Это просьба почему-то рассмешила певца.
– Впервые встречаю человека, который сам меня об этом попросил. Впрочем, нет – был еще один саами, Йокахайнен, бредивший властью над смертными, которую даруют песни моей родины. Похъёльские руны едва ли развлекут тех, кто их слушает… А вот того, кто их поет…
В полумраке снова поплыли ледяные перезвоны. Айникки казалось, что эти звуки вонзаются в ее уши, как иглы, оплетают тело железными нитками. Судьба послала им не сказителя-саами, и даже не бродячего колдуна. Гость был хуже, чем хийси. Похъёлец!
Карьяла знали, что невидимая Борозда Укко проходит чуть севернее земель их соседей саами. Похъёла оставалась для них такой же недостижимой страной, как вечно сумрачная Манала или Хорн, саамская ледяная преисподняя. Все с детства слышали, что Похъёла – источник зла, но ни один карьяла живого похъёльца не встречал. Ходили слухи, что они все – искусные чародеи и вдобавок оборотни. Девушки замерли в страхе и растерянности, не зная, чего ожидать от гостя. А он как ни в чем не бывало продолжал говорить, тихо подыгрывая себе на костяном кантеле: