Парень ужом вертелся в его руках, лягался, пытаясь вырваться. Охранник, тяжело топая военными ботинками, уже спешил к ним.

Помощь Цыганенку пришла неожиданно. Костик подскочил в два прыжка, рванул Кольку за руку, извернулся и толчком сбросил его с причала в воду.

– Деру, парень! – крикнул он Цыганенку и сам помчался вверх по откосу.

Они взбежали на набережную, нырнули в какой-то проулок, проскочили каким-то двором, вышли на широкую улицу, отдышались.

Цыганенок, блеснув зубами, протянул Костику руку:

– Ну ты молоток! Друзья навек.

– Да брось ты, – отмахнулся Костик. – Лучше скажи, зачем тебе такая развалюха?

– Рыбу глушить. У меня граната есть.

– Да ну! – Глаза Костика загорелись. – Настоящая?

– А то! – обиделся Цыганенок. – Немецкая, с войны.

– А... – разочарованно протянул Костик. – В трех местах ржавая, в двух дырявая...

– Новенькая. – Цыганенок, бросая взгляды по сторонам, зашептал: – Мы тут с ребятами целый ящик нашли... – И вдруг осекся, поняв что сказал лишнее совершенно незнакомому человеку.

– Знаешь, – с усмешкой сказал Костик, – когда вы целый ящик автоматов найдете, ты мне скажи, ладно? – И столько было пренебрежения, недоверия и обидной иронии в его словах, что Цыганенок не выдержал.

– А ты что, купил бы?

– Конечно. Давно мечтаю, – серьезно сказал Костик. – У бати моего, правда, есть, да он даже пострелять не дает.

– А старый возьмешь?

– Боевой?

– Боевой. И патроны есть. Тут у нас команда собралась, любое оружие имеет. Ты приходи, договоримся.

– А куда? – спросил Костик.

– На «Дачку».

– Улица такая?

Цыганенок засмеялся:

– Место такое. Пройдешь до ручья по Купеческой, там сарайчик увидишь. Заходи.

– Ладно, – сказал Костик. – Будет время – зайду. Пока. Но автомат лучше новый.

– Сговоримся, – пообещал Цыганенок, и они дружески распрощались.

Костик лениво брел по главной улице Дубровников. Городок ему нравился. Уютный, по-настоящему старинный. Здесь все дышало далекими временами, когда были и другие дома, и другие люди. И совсем другая жизнь.

Городок ему нравился. Но Костик этого не показывал. Напротив – его взгляд пренебрежительно скользил по деревянным домам, по пожарной каланче, по мощенной плоским булыжником мостовой. Весь независимый вид мальчишки говорил: ну и ерундовский городишко! Занесло же меня.

Обойдя храм Крестовоздвиженья, Костик поднялся на Земляной вал, длинный, поросший ровной зеленой травой. Это была главная достопримечательность городка. Давно-давно этот вал насыпали для обороны от набегов врага. Позже на нем встали стены деревянной крепости. Она сгорела в осаде и затем была разрушена до основания – тоже очень давно. А крепостной вал остался на века.

Костик уже слышал от кого-то, что вал этот насыпали жители, терпеливо таская землю в корзинах. Их упорством нельзя было не восхищаться. Костик и восхищался. В душе. А в глазах стояло показное сонное равнодушие. Он, как говорится, вошел в образ.

Спустившись с вала, Костик по старинному узкому мостику перешел реку, побрел совсем уж по дачным улочкам.

Со стороны – бродит парень от скуки, бесцельно, лениво глазеет по сторонам. И не видит вокруг ничего особенного – никакой старины, ничего интересного.

Улочка была пустынна. В маленьких окошках приземистых домов зажигался свет. Разный – у кого какие были люстры или вышедшие из моды абажуры. Вся улочка вдоль – словно разноцветная гирлянда.

За крайним домом – пологий овражек с небольшим ручейком. Через ручеек – кладка, две узкие дощечки. А за ручейком – кривой сарай, крытый дранкой, в окне которого светится голая лампочка. Мелькают в окне тени, слышатся голоса, смех. Иной раз – и ругань.

Костик толкнул дверь, она скрипнула и отворилась. Он стал на пороге, вглядываясь в тускло освещенное неприглядное нутро «Дачки».

На него разом обернулись: такое нахальство! Эту «Дачку» нормальные люди далеко стороной обходят. А уж внутрь тем более лезть не осмелятся.

– Ты что здесь забыл? – спросил туповатого вида парень. Костик уже видел его в лесу, знал, что его кличут Чуней. – По морде дать?

– Стой! Да это тот парень, что меня от ментов увел! – вскочил давешний лохматый паренек, похожий на цыганенка. – Ероха! Это свой человек!

– Ну, проходи тогда, садись. – Ероха радушно повел рукой над столом. – Гостем будешь. Угощайся. Мы зва не прощаем, а добро помним.