Шрифт:
– Ох, поймаю я тебя за язык...
– беззлобно пригрозила она.
– Смотри! Это знаки духов и демонов серебряных планет. Таких на подоле не было?
– Я ж тебе полчаса толкую - подол был синий, а знаки белые!
– Вот так я тебе и взялась объяснять, что значит цвет знака и как он смысл меняет!
– буркнула старуха.
– Ты его вид узнай, а с цветом я и сама разберусь.
Но у Жилло все, как на грех, из головы улетело. И неудивительно карлика в его природном виде он сперва созерцал, можно сказать, сквозь ковер, а потом - в судорогах. А поросята были просто розового поросячьего цвета. И без всяких знаков.
– Ладно!
– проворчала старуха.
– Теперь колдовством старого Алькуина займемся. Допустим, Неда это ребенком видела, да еще перепуганным ребенком. Но ведь что-то она запомнила?
– Знак запомнила...
– неуверенно сказал Жилло.
– Вроде как кулак в кулаке...
– Вот так?
– показала старуха.
– Нет, правая рука вроде сверху лежала...
Тетка Тиберия сделала знак и замерла.
– Любопытно...
– сказала она.
– Надо отдать покойнику Алькуину должное - любил он старые знаки переиначивать. Иногда ерунда получалась, но тут он напал на верный путь! Значит, говоришь, правая рука сверху?
– А может, и левая...
– Ну и растяпа же ты!
– не выдержала старуха.
– Пойми же наконец, горе ты мое, как это все важно! Если удастся заклинание Алькуина разгадать и магам сообщить, они встречное заклинание сочинят! Ну-ка, давай рассказывай с самого начала - как он огонь зажег...
Жилло опять стал передавать рассказ Неды своими словами - и старуха поймала его на вранье. То ли он покрасивше выразиться хотел, то ли действительно память подвела - но началась между ними склока.
– Мелочи запомнить не можешь?!
– стоя по ту сторону стола и упираясь в столешницу руками, шумела старуха. Жилло, в такой же позе, стоял напротив.
– Да что я тебе, попугай? Это он все сходу запоминает и повторяет, а я...
– Ну, лопнуло мое терпение!..
Старая ведьма c вредным видом прищурилась, щелкнула себя пальцем по бородавке, которая под носом, свистнула и высунула язык.
Результатом этих штучек было то, что Жилло вовсе онемел.
– Дурак я и растяпа, - загадочно произнесла старуха.
– Дур-рак я и р-растяпа!
– не человеческим, а действительно попугайским голосом повторил Жилло.
– Очень хорошо, - одобрила старуха плоды своих трудов.
– Так и ходи. Стой!
– Очень хор-рошо!
– сходу заорал Жилло.
– Так и ходи! Стой!
Подергала она графского слугу за руки.
– Вот теперь годится...
– Вот тепер-рь годится!
– и, к собственному изумлению, Жилло замахал руками, высоко вздымая локти, на манер попугая, сидящего на жердочке.
– Будешь еще с почтенными пожилыми дамами спорить?
– спросила тетка Тиберия.
– Будешь сцены, как балованное дитя, закатывать?
И тут же на стол вскочил потерявший совесть Нариан. Он сел, уставился Жилло прямо в глаза и изобразил, широко раскрыв клыкастую пасть, что-то вроде:
– Ур-ру-няю-ау-урр!
Разумеется Жилло повторил все услышанное, включая кошачий мяв. И хлопанье крыльями тоже исправно продемонстрировал.
– Прелестно, - сказала тетка Тиберия.
– Пр-релестно!
– согласился Жилло.
А затем, чтобы он не орал почем зря, старая ведьма взяла его за руку и отвела туда, где устроила на ночлег пернатых братцев. Кое-как постелила и ему. Спокойной ночи не пожелала, зато сделала глубокий реверанс и показала язык, что в ее преклонные годы было вовсе непростительным баловством.
Поскольку Жилло вымотался во время полета, а потом наелся горячего, то его и потянуло в сон. Не успел он голову на подушку положить, как уже растаяло все вокруг. А Дедуля с Малышом уже давно посапывали.
Проснулся Жилло от крика.
Это служанка Денизы обнаружила незваных гостей, привела хозяйку, и они вдвоем костерили Дедулю с Малышом на чем свет стоит.
Напрасно братцы-воришки показывали крылья и клялись, что крыльями ничего стянуть невозможно - не было к ним больше доверия.
Рот у Жилло сам открылся, чтобы повторить чье-то крепкое словечко - и тут Жилло вспомнил про попугайское колдовство окаянной старухи. Зажав рот рукой, сорвался он с лавки, на которой провел ночь, и пулей вылетел из погребка. Но на улице было не легче - прохожие на ходу разговаривали, лошади ржали, где-то петух глотку драл, где-то пес надрывался... Жилло, не отрывая руки от рта, понесся к тетке Тиберии.