– О, миленько, – сказала Надя. – Непременно нужно будет здесь снять.

Усталые ночные люди сосредоточенно колдовали над тарелками. Чем-то неуловимым, как близкие родственники, похожие друг на дружку дальнобойщики. Поужинают и уйдут в свои пыльные кабины на недолгий ночлег-обморок. И знать не узнают, что ночевали они у поселка Новый Армагеддон. Что двое, давших поселку новое – последнее это имя, были тут с ними, разглядывали их, может быть, ловили тайком в стеклянный глаз видеокамеры. Утром кто-то из припозднившихся, выруливая на ожившую утреннюю трассу, заметит надпись над крышами коттеджей. И не подумав ничего, как этот трактирщик, привычно зыркающий на входящих, шофер надавит на педаль газа, встроится в общий поток и покатится дальше в свой пункт Б под мужественные всхлипы шансона.

Страна неприкаянных дальнобойщиков. Катятся без оглядки по оплаченному маршруту.

– Может, перекусим? – спросила Надя. – Ты как?

– Нет, не хочу. Ты поешь, если хочешь.

– Денег нет? – догадалась она. – Тю! Брось ломаться. Я угощаю. Страсть как люблю угощать. Это от мамы.

Запнулась.

– Нет, Надь… я не…

– Ой! Иди лучше садись.

Пошла в глубь помещения, прямиком к двери кухни.

– Нам бы что-нибудь вкусненькое, – услышал Фима. – Чтобы не ждать.

Фима огляделся. Нужно сесть к окну, решил он, будет видно подъезжающие машины, и менты, если сунутся сюда, не успеют застать их врасплох – можно будет выйти через сквозной проход мимо кухни и туалетов на задний двор, куда подъезжают транзитные автобусы.

Он сел за свободный столик в центре зала. Снаружи перед трактиром стояли две припаркованные “семерки”. Слабый ветерок вяло потрошил мусорный жбан с надписью “Чистый город”, забрасывая площадку перед трактиром обрывками газет, пакетами, пластиковыми стаканами.

За соседним столиком вполоборота к Ефиму сидел небритый толстячок. Доедал булку с чаем. Плечи задраны, локти водружены чуть не на середину стола, будто собрались сойтись в поединке армрестлинга. Мужичок поднял голову, стер застрявшие в щетине крошки и уперся взглядом Фиме в грудь. Фима покосился вниз и увидел, что цепочка с жетоном и крестиком выскочила у него поверх футболки. Их-то мужичок и разглядывал. Собрав цепочку в пригоршню, Фима сунул ее под футболку.

Их взгляды встретились. “Знает, откуда я, – подумал Фима. – Уставился, как баран на новые ворота. Из недовольных, что ли?” Человек уложил остаток булки в рот и откинулся на спинку стула. Оживился весь: натянул брови на лоб, дернул в сторону Фимы указательным пальцем. Явно собирался что-то сказать. Дожевал, сказал:

– Из “Казачка”? – суетливо как-то улыбнулся – показать, видимо, что настроен-то он дружелюбно, просто немного мрачен и вот слегка небрит.

– Из Владычного Стяга, – спокойно ответил Фима.

– Ну да, ну да, – промямлил тот, вставая. – Как же, Армагеддон на дворе. Знаем, знаем. – Подошел, сел за столик Фимы. – У вас там разве не режим? Поздно ты что-то.

Надя, привалившись плечом к дверному косяку, все еще стояла возле кухни.

Трактирщик, закончивший протирать столы, подошел к ней, на ходу вытряхнув из тряпки крошки.

Выдержав паузу, достаточную для того, чтобы подсевший к нему человек верно прочувствовал ситуацию – сам лезешь, на себя и пеняй, если что, – Фима сказал:

– Ты, главное, лишнего не взболтни. Невежливо начал.

Снова нашел Надю глазами. Трактирщик исчез. Теперь, повернувшись в сторону зала, Надя снимала на камеру. Кто-то из шоферов, заметив это, кокетливо махал ей лапой, кто-то равнодушно отворачивался. Повернулся к своему незваному собеседнику:

– Слушаю.

Мужчина заметно повеселел:

– М-да… С места в карьер. Так ты вроде это… должен возлюбить ближнего… или я не тяну на ближнего? – Не разрывая губ, он расплылся в широкой улыбке, мохнатыми персиками округлившей его щеки.

Некстати. Такие клоуны специально караулят, что ли, чтобы в самый неподходящий момент? Вот что сейчас с ним делать? Негласный устав Стяга предписывал не давать спуску никому, кто неуважительно отзывается о Стяге, Церкви или России. А этот как раз на грани.

– Ты решил дободаться, ближний? Стоит ли?

Улыбка пропала с лица толстячка, лицо приняло обиженное выражение. Отвернувшись, он оперся руками о бедра:

– Эх ты, – сказал он с неожиданной экспрессией. – “Дободаться”… Это еще кто к кому… – Прервался на полуслове, перевел взгляд Фиме за спину.

– Менты, – выдохнула Надя в самое ухо. – С той стороны, в автобусе пассажиров проверяют.

Слушая Надю, Фима не отрывал взгляда от помрачневшей, все еще наэлектризованной недоговоренной фразой физиономии. Подтянул под себя ноги, чтобы сразу вскочить, если понадобится. Левую руку положил на стол – удобно будет боковой в челюсть ввернуть.