–  Веревок?

–  Словом, я не совсем понимаю эти аппараты,- смущаясь, признался он.

Другими словами, это означало, что он сам просит ее объяснить, в чем дело.

Но Уошен ничего не объяснила. Глядя на своего помощника - одного из самых преданных и способных капитанов нового поколения, что было им уже не единожды доказано,- она пожала плечами, перевела дыхание и солгала:

–  Я тоже ничего не понимаю.
– И затем, словно в раздумье, добавила: - Упоминалось ли мое имя каким-нибудь образом? Ну, пока вы переговаривались с Миоцен?

–  Да, мадам. Она хотела, чтобы я передал вам ее просьбу остаться здесь и ждать.

Уошен снова перевела дыхание и снова промолчала.

–  Итак, я оставляю вас здесь, - прошептал он.

–  Да, исполняйте, что вам приказано, - посоветовала Уошен.
– Уходите прямо сейчас. Если она обнаружит вас здесь, то, ручаюсь, самолично сбросит вас в шахту лифта.

Веками Доблестный отрабатывал право на свою жизнь своим талантом и своей горячей страстью к работе. И в любых обстоятельствах, он всегда действовал с такой же искренностью, как и любой прирожденный Преданный. И все же даже сейчас - и особенно сейчас!
– Миоцен так и не могла полностью довериться этому маленькому человечку.

–  Оно может и не заработать, - честно предупредил он ее.

–  Заработает, - отрезала она и поглядела на закрытую опечатанную дверь за его плечами.
– Судя по твоим моделям, успех обеспечен на девяносто процентов. А мы оба знаем, как тяжело дались тебе твои модели.

У скальпа Бродяги были каштановые волосы. Конский хвост и имплантированные драгоценные камни придавали ему вид настоящего Преданного; серьезные серые глаза требовали доверия.

–  Слишком рано, - настойчиво и зло повторил он. Она не ответила.
– Еще два года, и я смогу убрать риск неудачи вообще…

–  Один или два процента, - фыркнула Миоцен и прямо посмотрела в преданные глаза, удивляясь, почему продолжает не верить им. Было ли это пустое подозрение или тайный знак? Но, как бы то ни было, больше всего ей хотелось отправить его обратно домой.

–  Миоцен.

Он произнес ее имя нежно, с надеждой. Преданность растворилась в каких-то еще более глубинных чувствах, и когда голос замолк, смуглая крошечная ручка легла на ее правую грудь.

Это был жест Бродяги, словно и не прошло столько веков.

–  Нет, - отказала она непонятно кому, себе или ему. И снова:

–  Миоцен.

Вице-премьер убрала его руку, загнув два пальца так, что на лице у него появилась гримаса боли.

–  То небольшое землетрясение только помогло соединению, - напомнила она.
– Почти на полметра, как ты говорил. Но следующее может напрочь лишить нас этого преимущества.

–  Да, я говорил. Я помню.

–  А, кроме того, если мы станем откладывать, то, скорее всего, потеряем и преимущество неожиданности, - прошептала она.

–  Но сохраняли же мы эту работу в тайне до сих пор.
– Иногда под давлением обстоятельств Доблестный выглядел точной копией своего отца. То есть Тилла. Узкое лицо переполняли эмоции, не позволявшие предугадать, какая из них вырвется первой.
– И что сейчас может помешать нам?

Дай мне еще день, я перепроверю все выкладки, откалибрую систему наведения и обе запасные…

–  Но это целый день. Целый день.

Ему ничего не оставалось, как вздохнуть, встряхнуть неутоленными руками и сдаться. И при этом он тут же потерял всякое сходство с Тиллом.

–  Разве ты не веришь в судьбу?
– вдруг спросила она.
– Ведь ты же все-таки Бродяга.

–  Сейчас я не Бродяга,- пробурчал он оскорбленно, - и вряд ли был им вообще.

–  Судьба, - повторила Миоцен.
– Этим утром я проснулась, зная, что это Утро. Я поняла это абсолютно ясно, хотя и не знаю, почему.
– Она улыбалась, глядя куда-то поверх него.
– Я не суеверна. Ты хорошо изучил мой характер. И именно поэтому я точно знаю, что сейчас именно тот момент. Интуиция меня не подводит. Каждый день промедления приносит все большую возможность быть обнаруженной, а зачем мне это? Мои Преданные, твои Бродяги. Давай позволим нашим народам игнорировать друг друга, как они хотят того сами. Разве не об этом мы договорились?

Доблестный беспомощно кивнул.

Будучи страстным любовником, он вновь сделал попытку добраться до соблазнительной Выпуклости ее груди, но Миоцен перехватила его руку, опустила вниз и, сжимая пальцы, посмотрела прямо в теплые и нежные серо-стальные глаза.

Она восстановила его из сохранившихся остатков мозга, никогда не позволяя забывать, по чьей милости он продолжает свое существование. Но даже после столетий близости и жизни в ее частном доме, окруженный роскошью и всеми исследовательскими игрушками, которые только мог предоставить Медулла оссиум - не говоря уже о ее собственном теле, - маленький человечек продолжал удивлять ее. И поэтому она могла верить ему лишь на слово. Она так и не узнала его окончательно, а теперь, в такой момент, рисковать было невозможно.