– Я еще не знаю, - сказал Ник в трубку.
– Вероятно, недели две.

– Только?.. Я не успею вернуться. Но я...
– Она всхлипнула.
– Я _должна_ ехать. Это _очень_ важно для меня. Все так считают, и они правы, но...
– Она зашептала какие-то ласковые слова, которым его не учили на уроках русского языка; он слегка опустил голову и напряг все мускулы лица, чтобы спрятать жегшие ему глаза неудержимые слезы.

– Прощай, мой дорогой, - упавшим голосом торопливо сказала она.
– Я... я не могу говорить. Не могу! Все стоят возле будки, смотрят на меня и удивляются. Надо бежать. Может, мне написать тебе?

– Да, пожалуйста, - произнес он.
– Очень прошу.

– Люблю тебя, - еще раз сказала она.
– Люблю!
– и сразу повесила трубку.

А Ник все еще прижимал к уху замолкшую телефонную трубку, стараясь овладеть собой. Жжение в глазах постепенно проходило, дышать стало легче.

– До свиданья, - сказал он в молчавшую трубку и глубоко перевел дыхание.

Гончаров, усмехнувшись, покачал головой.

– И все это из-за какого-то билета на самолет! Ну ладно, позвоните мне вечером.

– Я приду, - медленно сказал Ник, не подымая глаз.
– Я только что сообразил, что буду свободен.

Гончаров, остановился у двери; Ник почувствовал, что он удивленно обернулся и смотрит на него, начиная о чем-то догадываться, но не двигается с места.

– Вот как, - негромко сказал Гончаров; тон его не оставлял сомнений, что он все понял.
– Очень хорошо. Приходите в восемь.

Гончаров сам открыл ему дверь; он был без пиджака, в рубашке с открытым воротом; ботинки он сменил на сандалии. На лице его была едва заметная, почти рассеянная улыбка; слегка взмахнув рукой, он сделал насмешливо церемонный жест, приглашая Ника войти.

– Мне думается, на правах давнего знакомства я могу принять вас по-домашнему, - сказал он.
– В домашнем костюме, за домашним ужином, и поговорим мы с вами запросто.
– Он провел Ника в большую комнату и остановился, заложив руки в карманы.
– Что вам можно предложить вместо полагающегося у вас коктейля?

Ник выразил желание выпить рюмку водки. Гончаров холодно, но с веселым недоумением следил, как он пьет.

– Никогда мне не понять, как у вас могут так пить, - сказал он.
– Вы прихлебываете водку, словно англичанин - чай. Вас интересует самый процесс питья, а нас - результат. Ну, все равно, - снисходительно махнул он рукой.
– Угощайтесь.

Ему, очевидно, не очень хотелось разговаривать - он был слишком занят своими мыслями. Он достал несколько пластинок, на которые пал его случайный выбор, и включил радиолу. В комнате запрыгали звуки штраусовского "Перпетуум мобиле", и Гончаров поморщился от несоответствия этой музыки его настроению. Он поставил следующую пластинку - это оказался Оффенбах, который тоже был прерван на полутакте; потом зазвучал Дебюсси выяснилось, что и он не подходит. Наконец, Гончаров остановился на чем-то, совсем незнакомом Нику, - это была медленная, расплывчатая мелодия, исполняемая струнными инструментами, простая, как шелест дождя. Гончаров слушал, словно позабыв о госте. Потом долил полупустую рюмку Ника и поднял свою.

– За взаимное просвещение, - кратко сказал он. Дотронувшись краем своей рюмки до рюмки Ника, он осушил ее.

Ужин был простой: селедка, вареный картофель, жареное мясо, черный хлеб и масло. На столе стояли стаканы, большой чайник, незамысловатый пирог и никелированный электрический самовар.

– Над чем вы намерены работать после этого?
– спросил наконец Гончаров. Вопрос был случайный - на самом деле мысли его были заняты чем-то совсем иным.

– После чего?
– спросил Ник.

Гончаров сделал неопределенный жест.

– Ну, когда мы уладим это. У вас уже намечены дальнейшие опыты?

– Пока нет, - сказал Ник.
– Я надеялся, что результаты вашего опыта, каковы бы они ни были, подскажут дальнейшие шаги.

– Это как-то на вас не похоже, - заметил Гончаров и потянулся через стол за куском хлеба.
– Мне казалось, у вас должна всегда быть обширная программа на несколько лет вперед.

– Правильно, должна, - согласился Ник, - но у меня ее нет. Впервые у меня нет никакой программы. Времена важных наземных опытов с космическими лучами уже прошли. Такие опыты, какие ставим мы с вами, гораздо лучше проводить в космосе с помощью спутников, ракет и зондов. Вы готовы к этому?

– Почему бы нет?
– сказал Гончаров, как бы удивившись такому вопросу. А вы?

– Технически - да, - ответил Ник.
– Морально - нет, и я даже не представляю себе почему. Мы ставим опыты в воздушных шарах, на высоте девяносто тысяч футов. Лично для меня это стало уже шаблонным. Но шагнуть с нашей планеты в космическое пространство - это совсем другое дело: словно сначала надо преодолеть какое-то промежуточное звено.

– В физике?
– удивленно спросил Гончаров.

– Нет Во мне, во всем мире, в людях. Смотрите, какая нелепость - мы с вами беспокоимся о согласовании событий, случившихся на расстоянии ста световых лет от нас. Наши правительства не могут договориться по поводу обстоятельств, от которых нас отделяет одна тридцатая световой секунды!