– Быстрей, товарищи! Надо присоединиться к рабочим пятого промысла!

Передние кинулись бегом. Вдруг из-за приземистых лачуг у промысла выскочила группа полицейских. Они накинулись на рабочих и стали избивать их. Там и тут возникли рукопашные схватки. Здоровенный полицейский схватил за горло Усатого агу. Но в это время кто-то ударил полицейского камнем, и тот повалился на землю, как столб.

Усатый ага кричал рабочим:

– Камнями, камнями их! Отбирайте оружие! Не трусить!
– Сам он сражался чем придется.

Подоспели рабочие с пятого промысла. Силы демонстрантов удвоились, и полицейские стали было отступать. Но вот в руках пристава сверкнул револьвер, а в руках многих полицейских заблестели обнаженные сабли. Там и тут раздались выстрелы. Рабочие кинулись врассыпную по пустырю. Камни свистели со всех сторон. Пустырь превратился в поле боя. И среди рабочих и среди полицейских виднелись раненые. У некоторых кровь текла по лицу. Спасаясь от камней, полиция отступила за лачуги.

И тотчас рабочие снова сомкнулись в колонну. Теперь она запрудила всю улицу и беспрепятственно двинулась к развалинам замка, к штабу забастовщиков.

Спасшись от бушующей толпы, Шапоринский сидел теперь дома и даже к окну не подходил. Но ему то и дело докладывали о событиях приказчики и шпики.

– Полиция бессильна!
– говорил он жене.
– Ты подумай - полиция бессильна! Чем же все это кончится? Они сожгут промыслы! Они перебьют всех нас!

Он не мог усидеть на месте, лихорадочно ходил по комнате и не переставая курил.

Елизавета, пытаясь отвлечь его, заводила граммофон, играла на рояле, даже петь пыталась что-то шуточное - Шапоринский не замечал.

– Теперь ты убедилась?
– язвительно спрашивал он Елизавету.
– Ведь это ты хвалила Усатого, ты! А он чуть ли не главный смутьян! Вот так ты можешь разбираться в людях!

– Откуда мне было знать?
– оправдывалась Елизавета.
– Я знала только, что он хороший печник.

– Ты мне его рекомендовала!
– неистовствовал Шапоринский.
– "Он добрый, послушный" - это ведь твои слова! Такие "послушные" разорят нас до нитки и пустят по миру! Да чего там - перебьют! Всех культурных людей уничтожат. Весь мир одичает!

– Не преувеличивай, милый.
– Елизавета улыбалась.
– Все обойдется. Уж сколько раз бастовали - обходилось. Обойдется и на этот раз...

– Да ты понимаешь - полиция бессильна! Понимаешь ты это?

Елизавета не понимала.

– Пришлют новых полицейских из Петрограда... Или еще откуда-нибудь, хоть бы из Москвы...

– Ничего ты не понимаешь!
– горестно воскликнул Шапоринский.
– Но с Усатым-то, с Усатым-то ты могла бы... Печник! Он, видите ли, хороший печник... Большой плут он, а не печник! Подумать только - обманул такого человека, как я! Вот такие и руководят забастовкой. Подвернется случай - я покажу им, где раки зимуют!

– А может, удовлетворить их требования? А то и в самом деле как бы они нас...

Шапоринский вспылил:

– Ты с ума сошла! Им дай палец - отхватят всю руку! Им только уступи! Почувствуют слабину - жизни не будет!

Он кипятился, а все же понимал, чувствовал, что вынужден будет сделать так, как говорит жена. Уж если эту забастовку не может подавить полиция, то что может сделать он? Есть еще надежда на прибывшего в Баку из Петрограда представителя Временного правительства....

На третий день забастовки этот представитель прибыл на митинг, собравшийся перед мечетью. Высокого роста, худой, интеллигентный, строгий. Поздоровавшись с рабочими, он снял шляпу, оглядел собравшихся. Может быть, он ждал аплодисментов? Все мрачно молчали.

– Как поживаете, друзья?
– спросил он вдруг тихим голосом, как если бы обращался к своим давним знакомым.

Такое начало речи было необычным, подкупающим. Но никто не откликнулся.

После некоторой заминки Усатый ага спросил оратора:

– К добру ли приехал? Может, собираешься нас надуть?
– И подмигнул стоявшему рядом Мустафе.

Представитель сделал вид, что не обиделся.

– Я представитель центральной власти, - сказал он громко.
– Пришел выслушать вашу жалобу. У меня большие полномочия...

– Если у тебя много власти, - сказал Мустафа, - то заставь человека, который привез тебя сюда, выполнить наши требования.

Поддерживая Мустафу, рабочие дружно зашумели:

– Его, его, Шапоринского, заставь!

– Пусть прибавит нам заработок!

– И чтобы восьмичасовой день!

– И чтобы в землянках и в развалинах не жить нам!

– Сам-то он во дворце, а мы в хибарах!

– Если ты честный человек, если власть, штрафуй его и заставь выполнить наши требования! Иначе мы не приступим к работе. Скажи ему это!