– Здорово, хозяин!

– Здравствуйте, товарищи, здравствуйте!..- кланяясь седой, приглаженной головой, ответил мне с лавки старик хозяин.- Здравствуйте... наконец-то!..

По малиновой тулье моей фуражки он принял меня, очевидно, за красного.

– Постой! Товарищи придут через час. А пока вот что, старик,- угости хлебом!
– Я бросил на лавку упряжь.- Возьми вот... Заместо денег это!..

– Нам, товарищи, что деньги... Мы...

– Да кадеты это!
– перебил старика чей-то угрюмый голос из темного угла хаты.

– Ще кадеты?..

– Всем, старик, и кадетам пожевать хочется. А ну, старик, дашь, что ли?..- Я торопился.

– Верно это!.. На то нам господом-богом и зубы даны... Хочется... а как же?.. Это ты верно говоришь!
– Старик подтянул портки.

Он обернулся к нам спиной и стал шарить на полке.

– Кадеты это!..- вновь, еще угрюмее, прогудел в углу тот же голос.

– Пущай кадеты!.. Уж пущай!.. Ладно!.. Накормим! Ээх!..- Шаря на полке, старик кряхтел.- А это ты правильное слово сказал... Да!.. Эх вы-и!.. Уж и я вам скажу тогда,- ладно!..- Он вновь обернулся и посмотрел на нас с ясным, старческим спокойствием.- Пожевать, говоришь?.. Ну и жевали б себе хлеб с хлебушком... Да только вы, кадеты, позубастей других будете... Вот что!.. Смотри, скольких перемололи. И все - кому?.. Господам на угоду. Ну идите уж!.. Христос с вами!..

Из темного угла выросла рослая широкоплечая фигура молодого парня. Когда мы вышли на двор, парень молча закрыл за нами дверь. За дверью выругался матерным словом.

– Ну, а упряжь взял все же?
– спросил меня Лехин, когда я, следуя с ним за санями, рассказывал ему о старике и сыне.

– Взял.

– Сука он, вот что! Едри его корень!

ПО ПУСТЫМ УЛИЦАМ

Возле каждых саней, на которых, с уже продетыми лентами и поднятыми прицелами, были установлены наши пулеметы, шло по солдату. Я шел впереди, держа в руках винтовку.

Подводчик следовал за последними санями,- немного поодаль.

– А коль застрекочет?.. Да бои начнутся?..

Людей на улицах почти не было. Немногие встречные быстро сворачивали в ближайшие переулки. Другие жались к домам, исподлобья или удивленно на нас поглядывая.

Очевидно, добровольцы давно уже оставили Харьков.

– Эй, послушай!
– подозвал я какого-то не успевшего свернуть прохожего. От одежды его несло рыбой. Очевидно, он был продавцом из рыбных рядов.- Скажи-ка, когда здесь последние добровольцы проходили?

– Ночью прошли.

– Ночью?.. А какие части?..

– Не разбираемся...

Продавец косился на крайний пулемет, но, встречаясь глазами с глубокой, черной точкой канала ствола, сейчас же опускал голову.

– А что, про красных не слышно?

– Был конный разъезд. Утром еще.

– Ну?..

– Ну а теперь не видно что-то.

– Разъезд?.. Да, господин поручик, был разъезд...- подбежал к нам какой-то остроносый реалист лет четырнадцати.- И теперь, говорят, возле вокзала "Южный" другой - тоже конный - показался. Буденного.

– Подгони!

Лехин оглянулся и, взглянув на меня, быстро ударил по лошади.

– На Северо-Донецкий!..

* * *

– ...Едри его корень,- Буденного!.. Сперва казаков расшвырял... До нас теперь целится!..

– А ну - минутку!..

Я подбежал к какой-то лавчонке с закрытыми наглухо ставнями и ударил кулаком о двери:

– Отвори!.. Эй вы там!.. Отворите!.. Дверь взвизгнула. Кто-то выглянул, но тотчас же скрылся, вновь захлопнув ее за собою.

– Да отворите! За папиросами здесь!.. Послушайте!.. За дверью вполголоса разговаривали. "Сейчас отворят!" - подумал я, но дверь не отворялась.

Тогда я поднял винтовку и ударил прикладом.

– От-во-ри-и...

Дверь на мгновенье опять приоткрылась. Худая женская рука быстро выбросила несколько коробок папирос. Когда я за ними наклонился, замок над ухом щелкнул снова.

– Эй, сколько тебе?.. Дура!.. Да сколько?.. А Лехин возле саней уже беспокоился:

– Господин поручик! Да идите, господин поручик!..

Прикрепив к замочной скважине пятирублевку, я побежал к саням.

Закурив, я вновь обернулся. На площади перед лавкой пятирублевкой моей играл ветер...

– ...Если что, тебя, брат, не тронут... Подводчик недоверчиво чесал затылок и испуганно смотрел на меня.

– Да кто же тронет, дурак?.. Не солдат ведь!.. А ну ступай!.. Ступай-ка!.. Вот,- так вот прямо и пойдешь. На Северо-Донецкий... Порасспроси и узнай, кто там,- наши аль красные...

Ожидая подводчика, мы сидели на санях и курили.

Над городом висела тяжелая, мертвая тишина.

Одиночные приглушенные выстрелы изредка доносились только с Нагорной стороны. Около нас, на Скобелевской площади и Змиевской было тихо и пусто.