–  Что такое? - сказал я с сердцем. - Почему не ешь в столовой, зачем таскаешь еду в карманах? Да отвечай же!

–  Семен Афанасьевич, это он курам таскает, - пояснил Сергей. - У него наседка на яйца посажена, вот он с ней и нянчится.

У нас, кроме быка Тимофея, было четыре курицы и тощий, почти бесхвостый петух - остатки разваленного, раскраденного хозяйства. Все они были, как полагается, заприходованы, ими ведала Антонина Григорьевна, а мне было недосуг помнить о них - копошатся где-то у сарая, и пусть копошатся. Раза два я слышал, как Леня Петров сзывал их странным зовом. "Типы, типы!" повторял он тихонько, и они сбегались к нему. Однажды я был свидетелем того, как он по душам беседовал о курах с Антониной Григорьевной. "Вот тебе решето. Хорошее будет гнездышко, - наставляла она. - Соломки подстели, золой им перышки посыпь... ты не сыпал, нет?"

Леня любил кур всерьез, ухаживал за ними с утра до ночи, носил им всякие остатки из кухни. И вот оказалось, что он еще и делится с ними своим завтраком, обедом и ужином.

Убедившись, что никто не собирается его наказывать, Леня осмелел.

–  Сперва черная села на яйца, - рассказывал он, - только я сразу увидел, что она наседка никудышная: крылья не распускает, а прижимает к телу, яйца и лежат неприкрытые. А теперь Пеструха села. Она умная. Все смотрит по сторонам; как увидит, что яйцо не прикрыто, - поднимется, клювом его подкатит поближе и крылом закроет. А когда сходит с гнезда, так все бегом бегает - наглотается чего-нибудь поскорее и сразу назад...

Леня рассказывал охотно, громко, словно это и не он минуту назад всхлипывал и размазывал по лицу слезы.

Постепенно курами заинтересовалось почти все женское население нашего дома - Екатерина Ивановна, Галя, Леночка. Курам отвели уголок возле кухни ("В сарае холодно, у них гребни мерзнут", - объяснял Леня). Им устроили гнезда из корзинки, двух ящиков и решета; гнезда побелили известкой, чтобы уберечь от насекомых, подостлали соломы и сена. Леня мечтал летом устроить на унавоженной земле червятник.

–  Это очень просто: покрыть грядку досками и поливать. А потом майские жуки - если их собрать побольше да посушить, вот это будет корм!

Пеструха добросовестно сидела на яйцах, и вот, приложив ухо к одному из них, Леня впервые услышал едва уловимое постукиванье. Он прижал руку к губам и как-то весь съежился. Но не позволил нетерпению одолеть себя - не снимал наседку раньше времени, давал каждому цыпленку обсохнуть под курицей и только после этого осторожно вынимал его и помещал в теплый, уютный ящик.

Все малыши в доме увлеклись заботами о курах и наперебой помогали Лёне. А когда Пеструха со своим выводком вышла на первую прогулку, ей устроили торжественную встречу - пожалуй, даже чересчур торжественную: окруженная толпой мальчишек, она вся взъерошилась, готовясь защищать цыплят.

Прошло несколько дней.

И вот не успел я с горном, окруженный толпой ребят, войти во двор, ко мне кинулся заплаканный Леня Петров с воплем:

–  Украли! Пеструху украли!

–  Постой, не реви. С чего ты взял, что ее украли?

–  Я был в мастерской, а она гуляла. Выхожу - нету. Цыплята одни. Разве она их оставит одних?

–  Но кто же ее мог взять?

–  Не знаю, а только украли! Ой, Семен Афанасьевич, украли!

–  Подожди, не кричи, вернется еще. Забрела куда-нибудь.

Но Пеструха не вернулась. Часа через два стало совершенно ясно, что она и не вернется.

–  Ой, зарезали Пеструху! Зарезали! - причитал Леня.

Прежде никто и внимания не обратил бы на пропажу курицы - то ли еще пропадало! - но сейчас всех занимала судьба Пеструхи и ее потомства. То и дело я ловил на себе внимательные взгляды ребят.

Я попросил дежурного позвонить в колокольчик и, когда все собрались в столовой, сказал краткую речь:

–  Вот что: к завтрашнему дню курица должна найтись. Если виновник не объявится, я у вас работать не стану.

Месяц назад я не должен был и не решился бы сказать такое, но теперь я чувствовал: можно так сказать, хотя риск был, и немалый. Ведь не откликнись ребята на мои слова - остаться в Березовой поляне я бы не мог.

День прошел тревожно. Ребята сходились по двое, по трое и шушукались о чем-то. Старшие тоже переговаривались между собой. После ужина Король подошел ко мне и сказал доверительно:

–  Я так думаю, Семен Афанасьевич, дело того не стоит. Больше не повторится, а на этот раз можно бы замять.

–  Ты так думаешь? В первые дни я действительно не обратил бы на это внимания. А сейчас я привык смотреть на вас как на людей, и мне не хочется думать иначе.

–  Зачем говорить "вы", Семен Афанасьевич? Вы же знаете, что я ни при чем.

–  Уверен. Но надо понять: мы все отвечаем друг за друга.

–  Виноват один, а все отвечают?

–  Да.

–  Кто-то там украл, а я виноват?