–  Не ты один - все.

До ночи я почти не выходил из кабинета, чтобы дать им возможность вволю поговорить, подумать, предпринять какие-то поиски. Наутро все пытливо заглядывали мне в лицо, но я вел себя так, словно ничего не случилось. Только сказал дежурному командиру Королю:

–  Передай ребятам, что я жду до восьми часов вечера - и ни минуты больше.

В пять ко мне ворвалась ватага ребят:

–  Нашлась! Пеструха нашлась!

И я услышал историю почти загадочную. Леня Петров сидел на крыльце кухни, безнадежным взглядом уставясь в пространство. Вдруг подошли двое в масках, кинули ему на колени Пеструху со связанными ногами, а сами умчались. Леня омыл злосчастную пленницу слезами радости - никто не сомневался, что она была на волосок от смерти.

Судя по всему, Пеструха сутки провела без пищи и почти без воздуха она как-то странно закатывала глаза и с жадностью накинулась на воду и кашу. Только после этого она немного приободрилась и была пущена к цыплятам.

–  Неужели виноватые так и не скажутся? - пожал я плечами, дослушав все это до конца. - Не знал я, что вы такие трусы!

–  "Вы"! "Вы"! Опять "вы"! - вспылил Король.

–  А кто же? Конечно, вы! В честном коллективе никогда никто не прячется. Провинился - сознайся, тогда другой разговор. Вижу я, с вас пока много спрашивать не приходится. Что ж, помиримся на том, что Пеструха вернулась.

Это был компромисс. Не люблю я компромиссов, но тут и впрямь требовать больше было нельзя. У них еще не хватало духу прийти и открыто сознаться, но я ведь знал, что в первые дни ребята не смогли бы добиться и этого. Почва под ногами у меня стала как будто тверже. Но едва я уверился в этом, она снова заколебалась подо мною.

17. СКАТЕРТЬ

Отряд Жукова дежурит по столовой. Ребята из этого отряда все в своего командира - выдумщики. Вот они стали вывешивать меню. Это новость. Прежде этого не было. А теперь на дверях столовой каждый день можно увидеть новый листок - и не с простым перечнем блюд, а с пояснениями:

Гречневая каша - самая полезная.

Кисель с молоком - очень вкусный.

В определениях жуковцы неистощимы. Иногда они позволяют себе и критические замечания:

Щи мясные - жидкие.

Чай- не очень сладкий.

Но это редкость: Антонину Григорьевну у нас любят и стараются не огорчать, да и редко бывают для этого основания - готовит она отменно.

И вот однажды нам прислали скатерти. Не бог весть какие, но все же белые новые скатерти. На следующий день, входя в столовую, ребята увидели одну из этих скатертей - она была аккуратно прилажена кнопками на стене возле двери, а рядом на листе бумаги, исчерченном стрелками, было написано:

"С этого дня мы не будем вывешивать меню. Это ни к чему. Лучше посмотрите на скатерть, на которой обедали Плетнев, Королев, Разумов и Володин. На ней все видно. Вот это рыжее пятно - от щей. Вот коричневое сами видите: это котлеты. Красное - кисель. Разобраться ничего не стоит!"

Ребята столпились перед этим "наглядным пособием". Передние смеялись, стоявшие позади старались протолкаться вперед, вытягивали шеи, становились на носки - шум разрастался, и вдруг смех и возгласы прекратились, как по команде. Сквозь толпу пробирался Король. Он был зол и бледен, глаза сузились.

Он рванулся к скатерти, но, увидев меня, остановился и хрипло сказал:

–  Семен Афанасьевич, пускай снимут!

–  А почему?

–  Потому что издевательство!

–  Ты обиделся? Жуков! Где он? Где Жуков? Надо снять! Королев обиделся.

Снова вспыхнул смех. Король даже отшатнулся. Лицо его потемнело, скулы и челюсти выдались углами. Он резко повернулся и быстро, почти бегом, направился к двери.

–  Обидчивый...
– протянул кто-то.

–  Он только за себя обидчивый, - откликнулся Стеклов. - Когда другие обижаются, он не понимает.

–  А зачем скатерти? Зачем скатерти? - вдруг закричал Плетнев. Посмотрите, у всех они грязные. Ели мы до сих пор на клеенке -для чего же скатерть? Клеенку вымыл - и все.

Он не махал руками, не лез в драку, но видно было, до чего он зол: каждый мускул напряжен, челюсти сжаты. Он обвел ребят медленным, тяжелым взглядом - и кое-кто, не выдержав, опустил глаза.

–  А я - за скатерть, - спокойно возразил Жуков, до сих пор молча стоявший у стены, заложив руки за спину. - Пока будем есть на клеенке, каждый так и будет считать: ну пролью, ну запачкаю - подумаешь, какое дело! И будет у нас всегда как в хлеву. А про скатерть все-таки будут помнить: ее стирать надо.

–  Кто это будет помнить? - с вызовом крикнул Плетней.

–  Я буду помнить. И ты запомнишь. И Король пускай запомнит.

–  Не знаю, как на ваш вкус, а по-моему, есть на скатерти приятнее, -сказал я. - Если тебе подают на клеенке, значит, считают, что ты напакостишь и за тобой придется убирать. А если скатерть - значит, уважают. Но дело ваше. Давайте проголосуем. Кто за то, чтобы есть на скатерти?.. Ого, не сосчитаешь! Кто за клеенку?.. Плетнев, Разумов... А ты, Володин? Стало быть, все за скатерть, кроме Плетнева и Разумова. А теперь, Жуков, сними это. И вывешивайте опять обыкновенное меню.