Снова и снова он повторяет:

–  Эх, вот бы Плетнев пришел сейчас! Вместе бы засели. Он башковитый. Как думаете, Семен Афанасьевич, придет он?

–  Я мало знаю его. А ты как думаешь?

–  Должен прийти. Ну куда он без нас? К осени придет непременно.

Екатерина Ивановна говорила, что арифметика у Короля идет хорошо, легко, но писал он вопиюще неграмотно. Тут непонятно было даже, за что браться - каждая страница, написанная Королем под диктовку, представляла собою невообразимую кашу, где предлоги сливались с существительными, отрицания - с глаголами, слова принимали самую неожиданную и бессмысленную форму; иной раз и не узнать было, что это за слово такое.

Понятно, что занятий с Екатериной Ивановной не хватало - и Король стал ловить каждого, у кого выдавалась свободная минута.

–  Галина Константиновна, вы сейчас чего будете делать?.. Да, подиктовать. Вот отсюда, Екатерина Ивановна сказала.

И, забегая домой или сидя в кабинете, я слышал негромкий голос Гали. произносящий размеренно, отчетливо:

–  "Шила в мешке не утаишь. Мышь, не ешь крупу".

Иногда я видел Короля и Стеклова вдвоем: один диктует другому или оба выполняют упражнения по грамматике: проверяют слово со всех сторон, переворачивают его на все лады, чтобы вместо точек правильно вписать пропущенную букву. Но Стеклов занимался совсем иначе: он не стукал себя со злостью ладонью по лбу, а то и кулаком по макушке, как делал Король, не ругал себя вслух ослом и тупой башкой. Самое большее - он закусывал губу и хмурился. Упирался подбородком в кулаки, сидел молча, сосредоточенно глядя в тетрадь, потом все так же молча, не высказывая вслух своих соображений ("Нашел! Вот черт его дери!"), как это делал Король, вписывал в тетрадь решение.

На предложение Короля вместе догонять пятую группу он сказал:

–  Не буду я гнать. Не хочу. Куда гожусь, там и буду учиться.

Король поносил его нещадно, обзывал и ослом и дубиной, и все это с жаром, с истинной злостью.

–  Да тебе-то что? - удивлялись ребята. - Не хочет - ну и не надо, тебе какое дело?

Но Король не унимался. Не знаю, какие доводы, кроме брани, он пускал в ход. Правда, однажды я услышал из окна, как он гневно сказал Стеклову: "Хороший ты товарищ после этого!", но, может быть, тогда речь у них шла и не о том. Знаю одно: на занятия к Екатерине Ивановне стал ходить и Сергей.

–  Любопытно, очень любопытно, - сказала мне несколько дней спустя Екатерина Ивановна. - Королев очень смышленый мальчик, но невероятная горячка. Получит задачу - и скорей начинает наугад перемножать, делить, складывать, вычитать... И опомнится только в том случае, если у него, скажем, не делится без остатка, получается пять человек и три четверти или еще какая-нибудь явная чепуха. А так ему море по колено. Стеклов - совсем другой. Он начинает с анализа - и идет шаг за шагом, твердо, толково. Он немножко тяжелодум, но в конце концов почти никогда не ошибается.

Бывало Король приходил ко мне вечером:

–  Семен Афанасьевич, можно я тут у вас посижу?

–  Сиди.

Он пристраивался за соседним столом и углубленно писал что-то; иногда он открывал пухлый, до отказа набитый конверт и вытаскивал какие-то бумажные квадратики.

–  Что у тебя там? - полюбопытствовал я.

–  Это? Конверт с ошибками.

–  Ну да. Вот я напишу слово неправильно - Екатерина Ивановна велит его переписать как следует и положить в конверт. Видите, сколько набралось? Все больше безударные гласные. Ведь есть такие, что и не проверишь. Небеса, например.

–  А небо? Небесный?

Король поражен моей сообразительностью:

–  Ишь ты, верно! Ну, а вот собака - собаку ведь не проверишь? Я ее кладу в конверт. Потом Екатерина Ивановна диктует и непременно опять вставит эту собаку... ну, это слово, где была ошибка. Если я его напишу правильно могу из конверта вынуть. А если обратно ошибусь, пускай там лежит. Я на этой собаке прямо покой потерял! Вот смотрю, вот вижу: со-ба-ка. А пишу - и обратно ошибку сажаю. Почему такое, Семен Афанасьевич? Все запоминаю: и реки, и горы, и города - ну, все! А тут - хоть тресни!..

А меня озадачивает другое: ведь он большой парень, ему скоро четырнадцать. Почему он так носится с этим конвертом, так бережно перебирает и раскладывает бумажные квадратики? В этом есть что-то от игры, так малышей учат грамоте по разрезной азбуке. Но Король... Да полно, он ли снисходительно сказал мне совсем еще недавно: "Екатерина Ивановна - для маленьких"?

33. ХОРОШИЕ НОВОСТИ

В одно прекрасное утро Жуков, Коробочкин и Разумов предстают перед нами в таких наглаженных трусах и рубашках, в таких начищенных башмаках и так гладко причесанные, что можно ослепнуть: они сейчас повезут в Ленинград деревянные ружья и флажки для сигнализации, которые мы изготовили в наших мастерских.

–  Они нам подарки - вот и мы им подарки, - философствует Петька.

Интонация у него какая-то неопределенная, но все мы отлично понимаем, в чем дело: ему до смерти хочется тоже поехать, так хочется, что и не сказать словами! Жуков - руководитель экспедиции - поглядывает на него искоса.

–  Семен Афанасьевич! Может, и Петьку прихватить? Все-таки флажки потащит...

–  Если он Подсолнушкину не нужен, пожалуй прихватывай.

–  Поди спросись!

И вот уже вихрем сдуло Петьку. И вот он уже несется обратно, и лицо его сияет, как начищенный медный таз.