Шрифт:
– Извините, пожалуйста, - подошел к ним Бест-Четвинд, - но мы совсем окоченели. Может быть, пора начинать?
– Давайте, - согласился Поль.
– А что вы, собственно, должны делать?
– Нам надо разделиться и пробежать дистанцию.
– Прекрасно, тогда разбейтесь на четыре группы. Это оказалось не так-то просто. Дети требовали, чтобы в забеге принял участие и мистер Прендергаст. Наконец Поль возвестил:
– Первый забег. Дистанция - миля. Пренди, побудь-ка с ними, а мы с Филбриком пока постараемся как-то организовать прыжки.
– А что я должен делать?
– забеспокоился мистер Прендергаст.
– Пусть мальчишки пробегут до замка и обратно, а ты запишешь тех, кто займет первые два места в каждом из забегов.
– Попробую, - грустно отозвался мистер Прендергаст. Поль с Филбриком двинулись к павильону.
– Я, между прочим, дворецкий, - заговорил Филбрик, - а вожусь с шатрами, точно бедуин какой.
– Это ненадолго, - заметил Поль.
– Я и сам здесь ненадолго, - ответил Филбрик.
– Не для того я родился, чтобы быть на побегушках.
– Я вас понимаю.
– Знаете, почему я здесь оказался?
– Нет, - отрезал Поль.
– Не знаю и знать не хочу, вам ясно?
– Сейчас я вам все расскажу, - продолжал как ни в чем не бывало Филбрик.
– Вышла вот какая штука.
– Ваши гнусные признания меня не интересуют, сколько раз повторять.
– Они никакие не гнусные, - отвечал Филбрик.
– Это история любви. И, скажу вам честно, я не знаю истории прекраснее. О сэре Соломоне Филбрике, наверное, слыхали?
– Нет.
– Не может быть! Не слыхали о старине Солли?
– Нет, а что?
– А то, что это я. И, смею вас уверить, к югу от моста Ватерлоо [9] это имя кое-что да значит. Скажите только: "Солли Филбрик из "Барашка и флага", если будете в Лондоне, - поймете тогда, что такое слава.
– Хорошо, попробую.
– И учтите, я говорю: "Сэр Соломон Филбрик", но это так, больше для смеха. Так меня наши школьники называют. На самом-то деле я никакой не сэр, а самый обыкновенный Соломон Филбрик. Как вы или он.
– Филбрик ткнул пальцем себе за спину, откуда слабо доносились команды мистера Прендергаста: "На старт, на старт, непослушные мальчишки!" - А они меня сэром величают. Из уважения.
9
Мост Ватерлоо соединяет центральную часть Лондона с районом Ламбет "а южном берегу Темзы.
– Когда я скомандую: "Внимание, марш", начинайте бег, - слышался голос мистера Прендергаста.
– Итак, внимание, марш... Почему же вы стоите на месте?
– И его призывы тотчас же утонули в звонких ребячьих протестах.
– И учтите, - не унимался Филбрик, - слава пришла ко мне не сразу. Вырос я среди грубых людей, ох каких грубых. Вы с Птенчиком Филбриком знакомы не были?
– Боюсь, что нет.
– Еще бы! Дело-то давнее. А ведь неплохой боксер был. Не скажу великий, - пил запойно, да и руки коротковаты, но свои пять фунтов за вечер он в нашем Ламбет-клубе зарабатывал исправно. К нему все там хорошо относились, а ведь иной раз налижется до чертиков, какой уж тут бокс. Короче, то был мой папаша, золотое сердце, но грубиян, что верно, то верно. Разнесчастную мою родительницу лупцевал - страшное дело. Пару раз за это в кутузку попадал, а как выпустят, он опять так наподдаст... Нынче таких людей уж не встретишь, образованные все больно стали, да и виски, между прочим, не подешевело... Птенчик из меня тоже хотел боксера сделать. По субботам я стоял с губкой у канатов в нашем клубе и кое-что, между прочим, зарабатывал, а ведь совсем сопляком был. В клубе я и познакомился с Тоби Кратвеллом, о нем тоже не слыхали?
– Мне, право, неловко, но не слыхал. Я вообще плохо знаю спортсменов.
– Спортсменов? Так, по-вашему, выходит, Тоби Кратвелл спортсмен? Вот умора! Тоби Кратвелл, - вновь оживился Филбрик, - это тот, кто свистнул буллеровские бриллианты в девятьсот двенадцатом году, обчистил Объединенный стальной трест в девятьсот десятом, а в четырнадцатом хорошенько выпотрошил сейфы на острове Уайт. Нет, кем-кем, а спортсменом Тоби Кратвелл отродясь не бывал. Хорош спортсмен! Знаете, какую штуку он выкинул с Альфом Ларриганом, когда тот закрутил было с одной его подружкой? Нет? Так слушайте. Был у Тоби знакомый доктор по фамилии Питерфилд, жил он на Харли-стрит, а пациентов у него хоть пруд пруди. Так вот Тоби кое-что про него знал. Питерфилд угробил очередную его девчонку, когда та пришла к нему, потому что не хотела рожать. Тоби про это пронюхал, так что доктор был у него в руках. Альфа он убивать не стал - не так был Тоби воспитан. Тоби вообще никого никогда не убивал, если не считать, конечно, всех этих поганых турок в войну, за что, если хотите знать, он орден заработал. Словом, подкараулил он Альфа, сводил его к доктору Питерфилду, ну и...
– Филбрик перешел на шепот.
– Внимание, второй забег, приготовились. Если вы не побежите по команде "марш", я вас всех до одного дисквалифицирую, вы меня слышите? Внимание, марш...
– В общем, с той поры Альф Ларриган больше за девчонками не бегал. Хе-хе-хе. А вы говорите - спортсмен! Ну а мы с Тоби проработали на паях целых пять лет. Вместе Стальной трест чистили, вместе Буллера обрабатывали, и кое-что заработали. Тоби брал себе три четверти, как старший, но и я внакладе не оставался. Расстались мы уже перед самой войной. Тоби продолжал сейфы потрошить, а я обосновался в "Барашке и флаге", в том, который в Кембервелл-Грине, стало быть. Перед войной это была не пивная, а одно загляденье, да и теперь лучше нее в округе не найти, вы уж мне поверьте. Времена нынче, конечно, не те, но все равно жаловаться грех. Я и "Синематограф" приобрел там же, под боком. Будете в тех краях - заходите, сошлитесь на меня - для вас всегда контрамарочка найдется.
– Очень вам признателен.
– Сущие пустяки. Стало быть, началась война. Тоби за Дарданеллы орден получил и важной птицей заделался. Теперь он, фу-ты ну-ты, майор Кратвелл, член парламента от консерваторов, какую-то дыру на юге Англии представляет. А в пивной у меня всем распоряжалась моя толстуха. Я ведь женился - забыл вам рассказать. В невестах она была красавицей, только вот потом располнела. Обычное дело, при пивной-то. После войны дела наши пошли на убыль, а потом толстуха моя приказала долго жить. Сперва я не думал, что буду особо убиваться, располнела уж больно, повторяю, и вообще. Поначалу так оно и вышло, но когда я ее схоронил и все постепенно в свою колею входить стало, вдруг я затосковал. Почему да отчего, сам не знаю. Стал газеты читать. раньше-то моя супруга мне вслух читала, выбирала, что ей больше нравилось, а я когда слушаю, когда нет, в общем, особо никогда не интересовался. Про преступления она никогда не читала, разве только убийство какое громкое. А я сразу взялся за уголовную хронику, и у себя в "Синематографе" ни одной картины про жуликов не пропускал. Спалось мне неважно, все лежу себе да былое вспоминаю. Я бы и по второму разу мог запросто жениться, за меня бы любая пошла, но мне чего-то другого все хотелось.