– Мудрость бедного монаха Лю, дражайший Яо Тун, меркнет пред ярким солнцем вашей проницательности и ума! Иначе откуда бы вы узнали, что именно сегодня и именно здесь произойдет сие волшебное событие? (У Мерина уже уши слиплись от невыносимой сладости, которую вовсю расточали друг другу собеседники.)

– Об этом, сэр Лю, поведал мне бродячий пророк Иезекиил Воскресенский по прозванью Двадцать Пять-Семнадцать. Именно такое количество монет он берет за одно пророчество. Затем же начинает кричать про неблагодарную паству и кидаться огненными молниями преужасными...

Речи Яо Туна (как называл его желтолицый Лю) становились все тише: братья, беседуя, удалялись по дороге. Хотя, какие они, к дьяволу, братья, сварливо подумал Мерин, с кряхтеньем подымаясь. Сказали бы еще - близнецы! Хотя и близнецы бывают разные, видел вот однажды: один - верзила, с варваром схожий, другой - лысый, плюгавый, смотреть не на что. Тьфу!

– Это что же у них за пророк?
– сердито сказал Мерин, вытряхивая сор из бороды.
– Тоже мне, велика наука: Мерлина узнать! Найти бы этого Иезекиила, я бы у него спросил то, не знаю что, послал бы туда, не знаю куда. В общем, туда, где нас нет, там бы и пророчествовал! Молниями он кидается! Тоже мне кидун!

И Мерин погрозил кулаком куда-то в глубь леса. Тут же там послышалось тихое шевеление. Простой смертный ничего бы не заметил, но Мерин на то и волшебник, хоть и без буквы "л" в имени - молниеносно кинулся в кусты и ухватил за полу пытающегося удрать маленького зеленого человечка.

– Вроде и не пил, - пожал плечами маг, разглядывая верещащего беглеца. Оказалось, что не человечек был зеленым, а его кафтан. Зеленой же была и его роскошная широкополая шляпа.

– Отпусти!
– дрыгал ногами незнакомец.
– Любое желание исполню! Хочешь, башмак отдам?

– На что мне башмак? Что я - башмака не видел?
– фыркнул Мерин, а сам зажмурил один глаз, другой же выпучил до невозможности.
– Чудесным зрением вижу я, что он - не тот талисман, который мне нужен!

– А что тебе нужен за талисман?
– хитро прищурился человечек и даже трепыхаться перестал.

– Попытаюсь увидеть, - проворчал маг и опять зажмурил глаз, на этот раз другой.

Пленник неожиданно вскрикнул:

– Вон они, возвращаются! И с ними третий - чистый бандит и мамай! Рыжий, с мечом...

– Врешь, - отозвался Мерин.
– Гландит-а-Край лютый враг нашего друга, Вечного Героя. Только его здесь нет и быть не может.

– Да я говорю - мамай! Злобный, рыжий, страшный, зубом стучит, мечом грозит! Вон, погляди!

– И глядеть не стану, - не оборачиваясь, сказал волшебник.
– Ты опять врешь. Рыжий-Рыжий-Конопатый убил дедушку лопатой, а никаким не мечом. А мамай не рыжий, он - екарный! Съел?

Нечистый съел и повесил буйну голову.

– Нет, не в состоянии я сегодня!
– вздохнул Мерин и вернул глазам первоначальное положение.
– Попробуем по-другому. Скажи мне, кудесник, любимец богов, - ты кто?

– А то ты не знаешь, - угрюмо сказал незнакомец.
– Лепреконы мы, лесные сапожники. Чиним-починяем... Хочешь башмак?

– Да отстань ты со своим башмаком! Подавай-ка сюда самое дорогое, что у тебя есть, да побыстрее - тороплюсь я.

– Нет!
– взвыл карлик.

– Да!

– Только не горшок!

– Именно горшок!

– Штоп тя пнуло, - сплюнул лесной житель.
– Ладноть, отпускай. Клянусь показать тебе, где горшок с золотом...

– Нет уж!
– загремел маг.
– Поклянись, что ты ОТДАШЬ его мне!

– Провались ты!
– заплакал лепрекон и топнул в ярости ногой.
– Идем, кашист!

– Что? Растопчу поганца!

– А что?
– удивился карлик.
– Мы же кашу не едим, нам расти ни к чему. А вы, здоровые дубины, только на ней и вымахали. Так как же вас назвать? Кашисты и есть!

– На себя посмотри, - ворчал старик, пока они шли через лес.
– Я же не говорю, из-за чего вас лепреконами назвали.

– А ты скажи!
– подзадоривал его сапожник.

– А и скажу! В лепрозории давно не был? Вон какая рожа уродливая!

Лесной житель замкнулся и не разговаривал до самого конца поисков: возле неприметной ольхи он неожиданно затормозил.

– Ищи здесь, - сказал он.
– Я за тебя работать не нанимался. Или ты снова не в состоянии?

– Не подначивай, - отмахнулся волшебник.
– Давай мел, буду крестик рисовать.

Мел тут же нашелся, и волшебник поставил жирный крест на том дереве, возле корней коего клад и обретался. Потом Мерин немного подумал и нарисовал сердце.

– Сердце и крест!
– растроганно вымолвил он.
– Как это символично!