Мама была склонна мрачно смотреть на вещи.

– Сколько я знаю греческие сортиры, - рассудительно произнес Ларри, - так люди, войдя туда, сразу теряют сознание, даже не ударяясь локтем.

– Ради Бога, сделай же что-нибудь!
– вскричала мама.
– Вместо того чтобы стоять здесь и накачиваться водкой.

Мы последовали за ней и нашли злополучную уборную. Лесли с видом эксперта подошел к двери кабины и подергал ее.

– Моя застрять, моя английски!
– услышали мы голос Марго.
– Твоя найти стюардесс.

– Знаю, знаю, балда, - прорычал Лесли.
– Это я.

– Сейчас же выйди отсюда. Это женская уборная, - отозвалась Марго.

– Ты хочешь выйти из кабины или нет?
– сердито спросил Лесли.
– Если да, лучше помалкивай!

Ругаясь вполголоса, он принялся обрабатывать замок. Безуспешно.

– Прошу тебя, дорогой, выбирай слова, - сказала мама.
– Не забывай, что ты в женской уборной.

– Там внутри, - обратился Лесли к Марго, - должна быть какая-то шишка, за которую нужно потянуть. Что-то вроде задвижки.

– Я уже за все тут тянула, - возмущенно откликнулась Марго.
– Чем еще, по-твоему, я занимаюсь здесь битый час?

– Все равно, потяни еще раз, - предложил Лесли.
– А я нажму на дверь с этой стороны.

– Хорошо, тяну, - сказала Марго.

Лесли напряг свои могучие плечи и бросился на дверь.

– Это напоминает мне детективный сериал, - заметил Ларри, глотнув анисовки, которую предусмотрительно захватил с собой и которая к этому времени успела остыть.
– Ты уж поосторожнее, не то будет в корпусе еще одна пробоина.

– Бесполезно, - пропыхтел Лесли.
– Слишком крепкая дверь. Придется нам поискать какого-нибудь стюарда.

И он отправился на поиски кого-нибудь, разбирающегося в механике.

– Нельзя ли поскорее, - жалобно произнесла Марго.
– Здесь ужасно душно.

– Только не падай в обморок!
– тревожно воскликнула мама.
– Старайся ровно дышать.

– И не бейся ни обо что локтями, - добавил Ларри.

– Ларри, не выводи меня из себя, - взмолилась мама.
– Когда ты только образумишься?

– Ладно, хочешь я принесу ей горячей анисовки?
– предложил он.
– Мы могли бы просунуть ей стаканчик под дверью.

Его спасло от маминого гнева появление Лесли, который привел с собой маленького раздраженного человечка.

– Эти леди постоянно так делают, - мрачно обратился человечек к маме, выразительно пожимая плечами.
– Постоянно там застревают. Я покажу, все очень просто. И почему только женщины не могут запомнить?

Он подошел к двери, с минуту поколдовал над ней, и она распахнулась.

– Слава Богу, - сказала мама, увидев Марго, однако человечек не дал ей броситься в объятия родичей.

– Назад!
– скомандовал он, сопровождая это слово решительным жестом.
– Я научу вас.

Мы не успели даже рта раскрыть, как он затолкал Марго обратно в кабину и захлопнул дверь.

– Что он делает?
– испуганно вскричала мама.
– Что этот человечек задумал? Ларри, сделай же что-нибудь!

– Все в порядке, мама!
– успокоила ее Марго.
– Он показывает мне, как это делается.

– Что делается?
– тревожно осведомилась мама.

Наступила долгая зловещая тишина, которую нарушил поток греческой брани.

– Марго, сейчас же выходи оттуда, - велела не на шутку обеспокоенная мама.

– Не могу, - отозвалась Марго.
– Он запер нас.

– Мерзавец!
– воскликнула мама.
– Бей его, дорогая, бей. Ларри, сходи за капитаном.

– Я хотела сказать, что он тоже не может отпереть, - поспешила объяснить Марго.

– Пожалуйста, найти казначей, - простонал человечек.
– Пожалуйста, найти казначей открыть дверь.

– А где его искать?
– осведомился Лесли.

– Это Бог знает что, - сказала мама.
– С тобой все в порядке? Держись от него подальше, дорогая.

– Вы найти казначей в кабинете казначей, первая палуба!
– кричал несчастный узник.

Последующая сцена всякому, кто не знаком с греческим темпераментом и недоступной пониманию англосакса способностью греков до крайности усложнять элементарнейшую ситуацию, покажется невероятной. Такой же показалась она и нам, знающим греков. Лесли вернулся с казначеем, который добавил аромат чеснока к благоуханию женской уборной, похвалил Ларри за его любовь к анисовке, а Лесли - за знание греческого, вручил маме в утешение гвоздику, торчавшую у него за ухом, после чего обрушил на злополучного человечка, запертого вместе с моей сестрой, такой залп бранных слов, что я удивился, как не расплавилась стальная дверь. Отведя душу бранью, казначей принялся колотить дверь руками и ногами. Наконец повернулся к маме и поклонился.