Шрифт:
ГИБНУЩАЯ ДЕРЕВНЯ
Умирают деревни, умирают деревни!
Исчезают навеки, хоть верь, хоть не верь.
Где отыщется слово суровей и гневней,
Чтобы выразить боль этих жутких потерь?!
Без печали и слез, будто так полагается,
Составляется акт, что с таких-то вот пор
Деревенька та «с данных учетных снимается»
И ее больше нет. Вот и весь разговор.
А ведь как здесь когда-то кипела жизнь!
С гулом техники, свадьбами и крестинами.
Воевали с врагами и вновь брались
И трудиться, и свадьбы справлять с любимыми.
И бурлила бы с шуткой и смехом жизнь,
И пошла бы считать она вверх ступени,
Если б в душу ей яростно не впились
Все, кто жаждал свалить ее на колени!
Почему покидают тебя сыновья?
Отчего твои дочери уезжают?
Потому что нищают твои края!
И тебя в беззакониях попирают!
Сколько сел на Руси, что от благ далеки,
Нынче брошены подло на прозябанье?!
Где живут, вымирая, одни старики,
И стираются с карты былые названья.
Сколько мест, где село уж давно не село,
Где потухшую жизнь только пыль покрывает,
Где репьем как быльем все до крыш поросло,
И в глазницах окон только ветры гуляют…
Впрочем, есть и деревни, где жизнь и труд,
И в сердцах еще где-то надежда бьется.
Только сел, где не сеют уж и не жнут,
Не поют, не мечтают и не живут,
С каждым годом все больше под нашим солнцем…
Так на чем же, скажите, живет Россия?
И какой поразил нас суровый гром?!
Что ж мы делаем, граждане дорогие?
И к чему же в конце-то концов придем?!
Пусть не знаю я тонкостей сельской жизни,
Пусть меня городская судьба вела,
Только всех нас деревня произвела,
Из которой все корни моей Отчизны!
Это значит… а что это вправду значит?
Значит, как там ни мучайся, ни крути,
Но для нас нет важней на земле задачи,
Чем деревню вернуть, возродить, спасти!
А покуда в нелегкие наши дни
За деревней – деревня: одна, другая,
Обнищав, словно гасят и гасят огни,
И пустеют, безропотно исчезая…
22 мая 1998 г. Москва«ПЕРЕОЦЕНКА»
Разрушили великую страну,
Ударив в спину и пронзая сердце.
И коль спросить и пристальней вглядеться,
На чьи же плечи возложить вину?
А, впрочем, это долгий разговор.
Вопрос другой, не менее суровый:
Куда мы нынче устремляем взор
И что хотим от этой жизни «новой»?
Твердят нам: «Если прежней нет страны,
То нет былых ни сложностей, ни бренностей.
Сейчас иные мерки нам нужны.
У нас теперь переоценка ценностей!»
Переоценка, говорите вы?
А кто для нас настроил эти стенки?
Ведь от любых границ и до Москвы.
Уж если брать не с глупой головы,
Какие тут еще «переоценки»?!
Как в прошлом каждый в государстве жил?
Не все блестяще было, что ж, не скрою.
Диктат над нами безусловно был,
И «черный воронок» мелькал порою…
Да, было управленье силовое.
Теперь все это вовсе не секрет.
Но было же, но было и другое,
Чего сегодня и в помине нет!
Пусть цифры строги и немного сухи,
Но лезли круто диаграммы вверх.
То строилась страна после разрухи!
И за успехом вспыхивал успех!
Росла в плечах плотина Днепростроя,
Звенели сводки, как победный марш,
Кружились в песнях имена героев,
Турксиб летел в сиянии и зное,
Рос Комсомольск, Магнитка, Уралмаш!
Но вновь нам горло стиснула война.
Опять разруха и опять работа!
Но снова вспыхнул свет за поворотом:
И вновь, как в сказке, выросла страна!
Ну а теперь какими же мы стали?
Ведь в прошлом, бурно двигаясь вперед,
Мы из разрухи родину вздымали,
А нынче просто все наоборот!
А нынче, друг мой, сердцем посмотри:
Страшась в бою открытых с нами схваток,
Противники коварно, изнутри
Вонзили нам ножи между лопаток.
Сперва, собравшись на краю земли,
К взрывчатке тайно приложили жало,
А после: трах! И к черту разнесли,
И родины былой – как не бывало!
И все, что люди прежде воздвигали,
И чем мы все гордились столько лет,
Разрушили, снесли, позакрывали,
Разграбили державу и… привет!
И на глазах буквально у народа
Все то, что создавалось на века,
Плотины, шахты, фабрики, заводы, –
Практически спустили с молотка!
Возможно ль, впав в осатанелый раж,
Буквально все и растащить, и слопать?!
И можно ль честно деньги заработать,
Чтобы купить аж целый Уралмаш?!
А ведь купил! Нашелся скромный «гений».
Раз деньги есть, то и нахальство есть!
А Уралмаш – лишь часть его владений,
А всех богатств, пожалуй, и не счесть!
Когда же всем нам истина откроется,
Что мы идем практически ко дну,
Коль педагоги по помойкам роются,
А те, с кем даже власть уже не борется,
Спокойно грабят целую страну!
«Переоценка», говорите вы?
Вы к нищенству уже спустили планку.
Историю России и Москвы, –
Все вывернули нынче наизнанку!
Мол, Русь тупа, культура нам лишь снится,
Науки нет совсем, а потому
Нам якобы уж нечем и гордиться,
А чтобы хоть чего-нибудь добиться,
Должны мы раболепно поклониться
Любому заграничному дерьму!
Жизнь рушится и к черту рассыпается.
Ну вот и вся «переоценка ценностей»!
И если молвить без вранья и лености,
То чепуха же просто получается!
И, может, лучше в самом же начале
Признать провалом совершенный путь.
И то, что мы недавно отрицали,
Свергали и ругательски ругали,
Вновь нынче с благодарностью вернуть?!
19 марта 1998 г. МоскваПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
Однажды парком в предзакатный час
Шла женщина неспешно по дороге.
Красавица и в профиль, и в анфас,
И в глубине зеленоватых глаз –
Одна весна и никакой тревоги.
Была она как ветер молода,
И, видимо, наивна до предела,
Иначе б непременно разглядела
Три тени за кустами у пруда.
Не всем, видать, предчувствие дано.
Тем паче если не было примеров
Чего-то злого. В парке не темно,
И шла она уверенно в кино
Без всяческих подруг и кавалеров.
Но быть в кино ей, видно, не судьба:
Внезапно с речью остроэкзотичной
Шагнули к ней три здоровенных лба
С нацеленностью явно эротичной.
Один промолвил, сплюнув сигарету:
«Она – моя! И споров никаких!»
Другой: «Ну нет! Я сам сожру конфету!»
А третий хмыкнул: «Мы красотку эту
По-дружески разделим на троих!»
Закат погас, и в парке стало хмуро.
Вдали сверкнули россыпи огней…
«Ну, хватит! Брось таращиться как дура!
Ступай сюда в кусты!» И три фигуры,
Дыша спиртным, придвинулись плотней.
«Ребята, что вы?!»… Голос замирает,
А трое смотрят хмуро как сычи.
«Вы шутите? Ну что вас раздирает?!» –
«Мы шутим? Да серьезней не бывает!
Снимай же все, что надо, и молчи!»
Один дохнул: «Заспоришь – придушу!
Сейчас исполнишь все, что нам угодно!
Чтоб выжить – покажи, на что способна!»
Она вздохнула: «Ладно… Покажу!»
Неторопливо сбросила жакетку
И первому, уже без лишних фраз,
Ребром ладони яростно и метко
По горлу – словно сталью: раз! И раз!
И вновь – удар! «Теперь души, скотина!»
И тут буквально чудо наяву:
Почти со шкаф величиной, мужчина
Как сноп мгновенно рухнул на траву!
Другой, взревев, рванулся к ней навстречу,
Но тут – прием и новый взмах рукой!
И вот уже второй за этот вечер
Как бык уткнулся в землю головой…
А третий, зло зубами скрежеща
И целясь впиться в горло пятернею,
Вдруг резко вырвал нож из-под плаща
И прыгнул кошкой с бранью беспощадною.
Она же резко вымолвила: «Врешь!»
И, сжавшись, распрямилась как пружина.
И вот, роняя зазвеневший нож,
На землю третий грохнулся детина.
И тут, покуда, ползая ужом,
Они стонали, мучаясь от боли,
Она, как вспышка воплощенной воли,
Шагнула к ним с подобранным ножом.
«Ну что, мерзавцы? Отвечайте, что?!
Насильничать решили? Дескать, сила?
Скажите же спасибо мне за то,
Что я вам жизни нынче сохранила!
Сейчас я вновь в кинотеатр иду,
А ровно через два часа – обратно.
Однако же прошу иметь в виду:
Чтоб даже духу вашего в саду
Здесь просто близко не было. Понятно?!
А притаитесь где-то за кустом,
Тогда, клянусь, что я на этом месте
Лишу вас вашей жеребячьей чести
Вот этим самым вашим же ножом!
А если ж вдруг найдете пистолет,
Намного хлеще сыщете ответ:
Ведь я кладу почти что пулю в пулю
И рисковать вам даже смысла нет!»
Чуть улыбнувшись, строго посмотрела,
Губной помадой освежила рот,
Неторопливо кофточку надела
И легким шагом двинулась вперед.
Шла женщина спокойно и упрямо,
И строгий свет горел в ее глазах,
А сзади три насильника и хама,
Рыча от боли, корчились в кустах…
О, люди! В жизни трудно все предвидеть!
И все-таки не грех предупредить
Мужчин, способных женщину обидеть
И даже силу где-то применить:
Чтить женщину есть множество причин:
Когда умом, да и силенкой тоже
Она сегодня часто стоить может
И двух, и трех, и пятерых мужчин!
8 марта 1995 г.СЕРДЦА МОИХ ДРУЗЕЙ
Виктору Чибисову, Александру Горячевскому,
Борису сергееву, Юрию Коровенко
Пришли друзья. Опять друзья пришли!
Ну как же это славно получается:
Вот в жизни что-то горькое случается,
И вдруг – они! Ну как из-под земли!
Четыре честно-искренние взора,
Четыре сердца, полные огня.
Четыре благородных мушкетера,
Четыре веры в дружбу и в меня!
Меня обидел горько человек,
В которого я верил бесконечно.
Но там, где дружба вспыхнула сердечно,
Любые беды – это не навек!
И вот стоят четыре генерала,
Готовые и в воду, и в огонь!
Попробуй подлость подкрадись и тронь,
И гнев в четыре вскинется кинжала.
Их жизнь суровей всякой строгой повести.
Любая низость – прячься и беги!
Перед тобой четыре друга совести
И всякой лжи четырежды враги!
Пусть сыплет зло без счета горсти соли,
Но если рядом четверо друзей
И если вместе тут четыре воли,
То, значит, сердце вчетверо сильней!
И не свалюсь я под любою ношею,
Когда на всех и радость, и беда.
Спасибо вам за все, мои хорошие!
И дай же бог вам счастья навсегда!
7 апреля 1997 г. ПеределкиноРОЗА ДРУГА
Отважному защитнику Брестской крепости
и Герою Труда Самвелу Матевосяну
За каждый букет и за каждый цветок
Я людям признателен чуть не до гроба.
Люблю я цветы! Но средь них особо
Я эту вот розу в душе сберег.
Громадная, гордая, густо-красная,
Благоухая, как целый сад,
Стоит она, кутаясь в свой наряд,
Как-то по-царственному прекрасная.
Ее вот такою взрастить сумел,
Вспоив голубою водой Севана,
Солнцем и песнями Еревана,
Мой жизнерадостный друг Самвел.
Девятого мая, в наш день солдатский,
Спиной еще слыша гудящий ИЛ,
Примчался он, обнял меня по-братски
И это вот чудо свое вручил.
Сказал: – Мы немало дорог протопали,
За мир, что дороже нам всех наград,
Прими же цветок как солдат Севастополя
В подарок от брестских друзей-солдат.
Прими, дорогой мой, и как поэт
Этот вот маленький символ жизни,
И в память о тех, кого с нами нет,
Чьей кровью окрашен был тот рассвет –
Первый военный рассвет Отчизны. –
Стою я и словно бы онемел…
Сердце вдруг сладкой тоскою сжало.
Ну, что мне сказать тебе, друг Самвел?!
Ты так мою душу сейчас согрел,
Любого «спасибо» здесь будет мало!
Ты прав: мы немало прошли с тобой,
И все же начало дороги славы –
У Бреста. Под той крепостной стеной,
Где принял с друзьями ты первый бой,
И люди об этом забыть не вправе!
Чтоб миру вернуть и тепло, и смех,
Вы первыми встали, голов не пряча,
А первым всегда тяжелее всех
Во всякой беде, а в войне – тем паче!
Мелькают рассветы минувших лет,
Словно костры у крутых обочин.
Но нам ли с печалью смотреть им вслед?!
Ведь жаль только даром прошедших лет,
А если с толком – тогда не очень!
Вечер спускается над Москвой,
Мягко долив позолоты в краски,
Весь будто алый и голубой,
Праздничный, тихий и очень майский.
Но вот в эту вешнюю благодать
Салют громыхнул и цветисто лопнул,
Как будто на звездный приказ прихлопнул
Гигантски-огненную печать.
То гром, то минутная тишина,
И вновь, рассыпая огни и стрелы,
Падает радостная волна,
Но ярче всех в синем стекле окна –
Пламенно-алый цветок Самвела!
Как маленький факел горя в ночи,
Он словно растет, обдавая жаром.
И вот уже видно, как там, в пожарах,
С грохотом падают кирпичи,
Как в зареве вздыбленном, словно конь,
Будто играя со смертью в жмурки,
Отважные, крохотные фигурки,
Перебегая, ведут огонь.
И то, как над грудой камней и тел,
Поднявшись навстречу свинцу и мраку,
Всех, кто еще уцелеть сумел,
Бесстрашный и дерзкий комсорг Самвел
Ведет в отчаянную атаку.
Но, смолкнув, погасла цветная вьюга,
И скрылось видение за окном.
И только горит на столе моем
Пунцовая роза – подарок друга.
Горит, на взволнованный лад настроив,
Все мелкое прочь из души гоня,
Как отблеск торжественного огня,
Навечно зажженного в честь героев!
1973 г.Я ПРАВДУ СОБИРАЮ ПО ЧАСТИЦАМ
Я правду собираю по частицам,
Как каменщик, что строит этажи.
Ищу ее, крупицу за крупицей,
В густых завалах хитрости и лжи.
Есть люди, что картины собирают,
Другие – книги ищут и хранят;
Те марки или пленки покупают,
А эти все, буквально все подряд.
А я, точа, как говорится, перья
И веря, что лишь истина права,
Всю жизнь ищу сердечное доверье
И честные, правдивые слова.
Все сущее, как трепетную повесть,
Я мерю меркой выстраданных дней.
А эту мерку называют Совесть,
И все живое сходится на ней!
Возможно, рок подобное творит,
Но если Совесть в ком-нибудь созреет
И он отважно правду говорит,
То в нем вдруг словно лампочка горит
И весь он даже внешне хорошеет!
И наших чувств недолговечен век.
Все, говорят, на свете быстротечно,
Но счастье может длиться целый век,
Когда с тобою рядом человек,
Которому ты веришь бесконечно.
И как мне горько, если мой знакомый
Иль где-то, может статься, даже друг
Начнет о чем-то говорить и вдруг
Солжет спокойно и почти весомо.
А я от лжи мучительно страдаю,
Но вот стесняюсь обличить его.
И так бывает стыдно за него
И за себя, что это позволяю…
А собеседник, видя, что идет
Любая ложь, коль я не возражаю,
Порой еще напористее врет,
И спорить бесполезно. Понимаю.
Но как же остро хочется порою,
Устав от лжи бесчувственно-пустой,
Пробыть хоть час с открытою душой,
Где, словно луч с хрустальною водою,
Сверкает правда рыбкой золотой!
11 февраля 1996 г. КрасновидовоМОЯ ЛЮБОВЬ
Ну каким ты владеешь секретом?
Чем взяла меня и когда?
Но с тобой я всегда, всегда:
Днем и ночью, зимой и летом!
Площадями ль иду большими
Иль за шумным сижу столом,
Стоит мне шепнуть твое имя –
И уже мы с тобой вдвоем.
Когда радуюсь или грущу я
И когда обиды терплю,
И в веселье тебя люблю я,
И в несчастье тебя люблю.
Даже если крепчайше сплю,
Все равно я тебя люблю!
Говорят, что дней круговерть
Настоящих чувств не тревожит.
Говорят, будто только смерть
Навсегда погасить их может.
Я не знаю последнего дня,
Но без громких скажу речей:
Смерть, конечно, сильней меня,
Но любви моей не сильней.
И когда мой звонок пробьет
И окончу я путь земной,
Знай: любовь моя не уйдет,
А останется тут, с тобой.
Подойдет без жалоб и слез
И незримо для глаз чужих,
Словно верный и добрый пес,
На колени положит нос
И свернется у ног твоих.
1965 г.ДОБРОТА
Если друг твой в словесном споре
Мог обиду тебе нанести,
Это горько, но это не горе,
Ты потом ему все же прости.
В жизни всякое может случиться,
И, коль дружба у вас крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не дай ей зазря разбиться.
Если ты с любимою в ссоре,
А тоска по ней горяча,
Это тоже еще не горе,
Не спеши, не руби с плеча.
Пусть не ты явился причиной
Той размолвки и резких слов.
Встань над ссорою, будь мужчиной!
Это все же твоя любовь.
В жизни всякое может случиться,
И коль ваша любовь крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не должен ей дать разбиться.
И, чтоб после себя не корить
В том, что сделал кому-то больно,
Лучше добрым на свете быть,
Злого в мире и так довольно.
Но в одном лишь не отступай:
На разрыв иди, на разлуку,
Только подлости не прощай
И предательства не прощай
Никому: ни любимой, ни другу!
1970 г.