Ах, как все относительно в мире этом!..

Вот студент огорченно глядит в окно,

На душе у студента темным-темно:

«Запорол» на экзаменах два предмета…

Ну а кто-то сказал бы ему сейчас:

– Эх, чудила, вот мне бы твои печали!

Я «хвосты» ликвидировал сотни раз,

Вот столкнись ты с предательством милых глаз –

Ты б от двоек сегодня вздыхал едва ли!

Только третий какой-нибудь человек

Улыбнулся бы: – Молодость… Люди, люди!..

Мне бы ваши печали! Любовь навек…

Все проходит на свете. Растает снег,

И весна на душе еще снова будет!

Ну а если все радости за спиной,

Если возраст подует тоскливой стужей

И сидишь ты беспомощный и седой –

Ничего-то уже не бывает хуже!

А в палате больной, посмотрев вокруг,

Усмехнулся бы горестно: – Ну сказали!

Возраст, возраст… Простите, мой милый друг,

Мне бы все ваши тяготы и печали!

Вот стоять, опираясь на костыли,

Иль валяться годами (уж вы поверьте),

От веселья и радостей всех вдали, –

Это хуже, наверное, даже смерти!

Только те, кого в мире уж больше нет,

Если б дали им слово сейчас, сказали:

– От каких вы там стонете ваших бед?

Вы же дышите, видите белый свет,

Нам бы все ваши горести и печали!

Есть один только вечный пустой предел…

Вы ж привыкли и попросту позабыли,

Что, какой ни достался бы вам удел,

Если каждый ценил бы все то, что имел,

Как бы вы превосходно на свете жили!

То ли мы сердцами остываем,

То ль забита прозой голова,

Только мы все реже вспоминаем

Светлые и нежные слова.

Словно в эру плазмы и нейтронов,

В гордый век космических высот

Нежные слова, как граммофоны,

Отжили и списаны в расход.

Только мы здесь, видимо, слукавили

Или что-то около того:

Вот слова же бранные оставили,

Сберегли ведь все до одного!

Впрочем, сколько человек ни бегает

Средь житейских бурь и суеты,

Только сердце все равно потребует

Рано или поздно красоты.

Не зазря ж оно ему дается!

Как ты ни толкай его во мглу,

А оно возьмет и повернется

Вновь, как компас, к ласке и теплу.

Говорят, любовь немногословна:

Пострадай, подумай, раскуси…

Это все, по-моему, условно,

Мы же люди, мы не караси!

И не очень это справедливо –

Верить в молчаливую любовь.

Разве молчуны всегда правдивы?

Лгут ведь часто и без лишних слов!

Чувства могут при словах отсутствовать,

Может быть и все наоборот.

Ну а если говорить и чувствовать?

Разве плохо говорить и чувствовать?

Разве сердце этого не ждет?

Что для нас лимон без аромата?

Витамин, не более того.

Что такое небо без заката?

Что без песен птица? Ничего!

Пусть слова сверкают золотинками,

И не год, не два, а целый век!

Человек не может жить инстинктами,

Человек – на то и человек!

И уж коль действительно хотите,

Чтоб звенела счастьем голова,

Ничего-то в сердце не таите,

Говорите, люди, говорите

Самые хорошие слова!

Сто часов счастья,

чистейшего, без обмана…

Сто часов счастья!

Разве этого мало?

Я не открою, право же, секрета,

Коль гляну в ваши трепетные дни.

Вы жили как Ромео и Джульетта,

Хоть были втрое старше, чем они.

Но разве же зазорна иль позорна

В усталом сердце брызнувшая новь?!

Любви и впрямь «все возрасты покорны»,

Когда придет действительно любовь!

Бывает так: спокойно, еле-еле

Живут, как дремлют в зиму и жару.

А вы избрали счастье. Вы не тлели,

Вы горячо и радостно горели,

Горели, словно хворост на ветру,

Пускай бормочет зависть, обозлясь,

И сплетня вслед каменьями швыряет.

Вы шли вперед, ухабов не страшась,

Ведь незаконна в мире только грязь,

Любовь же «незаконной» не бывает!

Дворец культуры. Отшумевший зал.

И вот мы трое, за крепчайшим чаем.

Усталые, смеемся и болтаем.

Что знал тогда я? Ничего не знал.

Но вслушивался с легким удивленьем,

Как ваши речи из обычных слов

Вдруг обретали новое значенье,

И все – от стен до звездного круженья –

Как будто говорило про любовь!

Да так оно, наверное, и было.

Но дни у счастья, в общем, коротки.

И, взмыв в зенит и исчерпав все силы,

Она, как птица, первой заплатила

За «сто часов» блаженства и тоски…

А в зимний вечер, может, годом позже

Нас с ним столкнул людской водоворот.

И, сквозь беседу, ну почти что кожей

Я чувствовал: о, как же не похожи

Два человека – нынешний и тот.

Всегда горячий, спорщик и боец,

Теперь, как в омут, погруженный в лихо,

Брел как во сне, потерянный и тихий,

И в сердце вдруг, как пуля: «Не жилец!..»

Две книги рядом в комнатной тиши…

Как два плеча, прижатые друг к другу.

Две нежности, два сердца, две души,

И лишь любовь одна, как море ржи,

И смерть одна, от одного недуга…

Но что такое смерть или бессмертье?!

Пусть стали тайной и она, и он,

И все же каждый верен и влюблен

И посейчас, и за чертою смерти!

Две книги рядом, полные тепла,

Где в жилах строк – упругое биенье.

Две книги рядом, будто два крыла,

Земной любви – живое продолженье.

Я жал вам руки дружески не раз,

Спеша куда-то в городском трезвоне,

И вашу боль, и бури ваших глаз –

Все ваше счастье, может, в первый раз,

Как самородок, взвесил на ладони.

И коль порой устану от худого,

От чьих-то сплетен или мелких слов,

Махну рукой и отвернусь сурово.

Но лишь о вас подумаю, как снова

Готов сражаться насмерть за любовь!

Наша жизнь – как фонарика узкий свет.

А от лучика влево и вправо –

Темнота: миллионы безмолвных лет…

Все, что было до нас и придет вослед,

Увидать не дано нам, право.

Хорошо б лет на тысячу растянуть

Время каждого поколенья,

Вот тогда получился бы путь как путь,

А не наше одно мгновенье!

Но Судьба усмехнулась бы: «Для чего

Вы мечтами себя тревожите,

Если даже мгновенья-то одного

Часто толком прожить не можете!»

Заяц труслив, по труслив оттого,

Что вынужден жить в тревоге,

Что нету могучих клыков у него,

А все спасение – ноги.

Волк жаден скорее всего потому,

Что редко бывает сытым,

А зол оттого, что, наверно, ему

Не хочется быть убитым.

Лисица хитрит и дурачит всех

Тоже не без причины:

Чуть зазевалась – и все! Твой мех

Уже лежит в магазине.

Щука жестоко собратьев жрет,

Но сделайте мирными воды,

Она кверху брюхом тотчас всплывет

По всем законам природы.

Меняет окраску хамелеон

Бессовестно и умело.

– Пусть буду двуличным, – решает он. –

Зато абсолютно целым.

Деревья глушат друг друга затем,

Что жизни им нет без света.

А в поле, где солнца хватает всем,

Друг к другу полны привета.

Змея премерзко среди травы

Ползает, пресмыкается.

Она б, может, встала, но ей, увы,

Ноги не полагаются…

Те – жизнь защищают. А эти – мех.

Тот бьется за лучик света.

А вот – человек. Он сильнее всех!

Ему-то зачем все это?

Друг без друга у нас получается все

В нашем жизненном трудном споре.

Все свое у тебя, у меня все свое,

И улыбки свои, и горе.

Мы премудры: мы выход в конфликтах нашли

И, вчерашнего дня не жалея,

Вдруг решили и новой дорогой пошли,

Ты своею пошла, я – своею.

Все привольно теперь: и дела, и житье,

И хорошие люди встречаются.

Друг без друга у нас получается все.

Только счастья не получается…

Когда на лице твоем холод и скука,

Когда ты живешь в раздраженье и споре,

Ты даже не знаешь, какая ты мука,

И даже не знаешь, какое ты горе.

Когда ж ты добрее, чем синь в поднебесье,

А в сердце и свет, и любовь, и участье,

Ты даже не знаешь, какая ты песня,

И даже не знаешь, какое ты счастье!

Я окончил новые стихи,

Только в сердце – никакого счастья.

За какие новые грехи

Буду взыскан я «верховной властью»?

Вот она к машинке подойдет,

Вынет лист. Потом, за словом слово,

Трижды все внимательно прочтет

И затем произнесет сурово:

– Любопытно было бы узнать,

Кто эта загадочная дама,

Что тебя жестоко и упрямо

Столько лет заставила страдать?

– Нет, – скажу я, – что ты, дорогая!

Не меня, героя моего.

– Вот, вот, вот! Выходит, ничего

Я уже в стихах не понимаю?

Вон, смотри: в предутреннюю рань

Героиня над письмом склонилась.

Кто эта бессовестная дрянь?

И к кому душою устремилась?!

– Да пойми, что это же не я.

Просто людям вздумалось влюбляться…

– Я – не я и лошадь не моя?

Полно! Хватит, друг мой, завираться! –

И вздохнет загадочно и хмуро:

– Весь сюжетец для отвода глаз!

Я ж прекрасно знаю эту дуру,

Слава богу, видела не раз!

– Кто она? Откуда и какая?

Я могу поклясться хоть венцом!..

– А такая, милый, а такая –

С самым пренахальнейшим лицом! –

Я вскипаю: – Спор наш, как для рынка!

Ты же не больна и не пьяна!

– Не пьяна. Но если я жена,

То отнюдь не значит, что кретинка. –

И вот так мы можем препираться

Год, и два, и до последних дней.

Что мне делать с лирикой моей?!

И куда несчастному податься?!

Может, вправду, как иную веру,

Выбрать новый и спокойный путь

И, забросив лирику, шагнуть

В детскую поэзию, к примеру?

Только кто мне все же поручится,

Что жена, сощуря мудрый глаз,

Не вздохнет: – Задумал притвориться?

Я ведь знаю, кто эта лисица,

И встречала дрянь эту не раз!

Ее называют «брошенная»,

«Оставленная», «забытая».

Звучит это как «подкошенная»,

«Подрезанная», «подбитая».

Раздоры – вещи опасные,

А нравы у жизни строги:

Ведь там, где все дни ненастные,

А взгляды и вкусы разные,

То разные и дороги.

Мудрейшая в мире наука

Гласит, что любви не получится,

Где двое мучат друг друга

И сами все время мучатся.

Сейчас выяснять бессмысленно,

Кто прав был в их вечном споре.

Счастье всегда таинственно,

Зато откровенно горе.

А жизнь то казнит, то милует,

И вот он встретил другую:

Не самую молодую,

Но самую, видно, милую.

Должно быть, о чем мечталось,

То и сбылось. Хоть все же

Любимая оказалась

С судьбою нелегкой тоже.

И вот он, почти восторженный,

Душой прикипел влюбленной

К кем-то когда-то брошенной,

Обманутой, обделенной.

И странно чуть-чуть и славно:

Была для кого-то лишнею,

А стала вдруг яркой вишнею,

Любимой и самой главной!

А с первою, той, что в раздоре,

Кто может нам поручиться,

Что так же все не случится

И счастье не встретит вскоре?!

Покажутся вдруг невзгоды

Далекими и смешными,

И вспыхнут и станут годы

Празднично-золотыми.

Ведь если сквозь мрак, что прожит,

Влетает к нам сноп рассвета,

То женщин ненужных нету,

Нету и быть не может!

И пусть хоть стократно спрошенный,

Стократно скажу упрямо я:

Что женщины нету брошенной,

Есть просто еще не найденная.

Не найденная, не встреченная,

Любовью большой не замеченная.

Так пусть же, сметя напасти,

Быстрее приходит счастье!