Шрифт:
— Какое это имеет значение теперь? Всё ведь замяли. И ты удачно вышла замуж, вопреки всему этому.
Элизабет побледнела.
— Мне больно слышать, как ты говоришь об этом с таким легкомыслием, Китти. Я твердо знаю, что никогда не смогла бы выйти замуж, если бы Уикхема не принудили к браку с Лидией. Ни один уважающий себя человек, у которого есть собственная сестра на выданье, не захочет родства с таким человеком, как Уикхем, ибо это бросит тень на репутацию всей его семьи.
Крепко сжав губы и выдвинув вперед подбородок, Китти резким нетерпеливым движением отодвинулась от сестры. Все было очень знакомо, и Элизабет только вздохнула. Ей еще предстояла большая работа, чтобы исправить результаты потворства матери ее младшим сестрам.
— Когда Уикхем не повез Лидию в Шотландию, она должна была сразу же оставить его и вернуться домой. — Элизабет выждала несколько секунд, но Китти так и сидела, отвернувшись от сестры. — Китти, разве ты не знаешь, какая судьба ждет женщину, оставленную ее соблазнителем? Она становится не вхожей в уважаемое общество. Если у нее нет собственного дохода, она опускается настолько, что мы и представить себе не можем.
— Когда они сбежали, мама только и причитала, что мы все погублены, но Лидия преспокойно вернулась в Лонгборн, да еще по всем правилам ходила впереди Джейн, — повернувшись к Лиззи, с вызовом бросила Китти.
— О да! Им с Уикхемом даже не было стыдно перед нами, когда они вернулись после заключения брака. Знаешь, требовать права идти первой, даже если оно и законно, крайне невежливо. А учитывая обстоятельства, которые нам известны, это было вообще возмутительно. — Элизабет взяла Китти за подбородок и повернула ее лицом к себе.
— Посмотри на меня, Китти! — Китти подняла свои большие синие глаза и посмотрела на Элизабет, чьи глаза совсем потемнели от гнева. — Уикхема пришлось подкупить, чтобы он женился на Лидии, но наша сестра оказалась слишком глупа, чтобы почувствовать себя оскорбленной. — Лицо Китти залилось ярким румянцем. — И хотя поступок Уикхема вызывает у меня отвращение, подумай сама, не была ли Лидия виновата в том, что случилось? Не она ли сама спровоцировала его на подобное? — продолжала Элизабет. — Ее явное приставание к офицерам наполняло меня стыдом; и ты, Китти, по беспечности порой вела себя ненамного лучше нашей сестрицы.
— Лиззи, я не убежала бы, — глаза Китти наполнились слезами, — никогда бы не убежала!
Девушка разразилась громкими рыданиями и уткнулась головой в колени старшей сестры.
— Китти, милая моя девочка, ты понимаешь, что я вынуждена была говорить с тобой так? Жаль, если я кажусь тебе жестокой, но мне приходится это делать вместо мамы. Надеюсь, ты не возненавидишь меня за это.
— Это ты ненавидишь меня.
— Ненавижу тебя? Какой вздор! Теперь вытри глаза, Выпей воды. Мне хочется, чтобы ты наслаждалась своим пребыванием здесь. Есть другие способы развлечь себя достойно и благоразумно. Я научу тебя.
Китти на удивление быстро оправилась от горестной печали и снова села писать письмо матери.
От мисс Кэтрин Беннет миссис Беннет Пемберли.
Милая мамочка!
Мы пробыли в Пемберли уже целых пять дней, а я только сейчас начинаю запоминать, куда мне идти в главной части дома. Восточное крыло, в котором есть пятнадцать спален, закрыто на зиму, но и без этого они каждый день сжигают по полтонны угля.
Я попыталась сделать что-нибудь для Лидии и Уикхема, но даже простое упоминание их имен вызывает здесь у всех гнев. Уикхему придется самому постараться изыскать способ увеличить свои доходы.
Меня познакомили с ужасно некрасивым пастором, который прекрасно подошел бы для нашей Мэри. Ей просто необходимо приехать в Пемберли летом и посмотреть, не сможет ли она заполучить его. Полагаю, никто другой на него не польстится. Зовут его мистер Тёрнер. Лиззи говорит, что у него отличный приход в местечке под названием Кимптон.
Мне не придется смотреть на него в Рождество, так как мы пойдем, как тут обычно принято, в церковь в Лэмтоне. Пастор здесь такой древний старик, что он цепляется за края кафедры так, будто это одно связывает его с этой жизнью, и я развлекаю себя, гадая, выпадет ли он из-за кафедры или нет.
Все экипажи вытащили на каретный двор, чтобы подготовить к рождественскому празднику для арендаторов. Должна заметить, что семьи фермеров повеселятся много больше, чем я, поскольку у нас на Рождество собирается довольно мрачная компания: мистер Дарси и Лиззи, мисс Джорджиана и я, мои тетя с дядей Гардинеры и вдовы двух старых пасторов (понятия не имею, зачем Лиззи пригласила их). Еще придет пастор, если у него останутся силы после его проповеди. Только мои маленькие кузены Гардинеры немного развлекут меня. Думайте о бедной Китти! Мы идем сейчас выбирать падуб, так что мне надо положить мое письмо на поднос. Я надеюсь, что у вас будет веселое Рождество. Мои поклоны Вам и папе.
Ваша преданная и любящая дочь Китти.
PS. Передавайте привет моей сестре Мэри.
Они вошли после сбора падуба, разрумянившиеся от холода и волнения.
Рейнолдс тихо ойкнула, забирая ветки падуба у Элизабет, которая первой перешагнула через порог.
— Колючий, Рейнолдс? — спросил Дарси.
— Да, сэр.
Когда они все уселись в ожидании чая, Дарси стал рассказывать:
— В наших местах существует поверье, согласно которому первый падуб, принесенный в дом, определяет, кто главенствует в семье весь наступающий год. Если он гладкий — хозяйка, если колючий — хозяин.
— Я никогда не слышала ни о чем таком прежде, — улыбнулась Элизабет. — Наверное, вы только что придумали это. — В ее темных глазах заискрилось лукавство.
Дарси в ответ только загадочно сверкнул глазами, но в их глубине затаилась нежная улыбка.
— Ой, нет, что вы, — запротестовала Джорджиана, — Фицуильям не стал бы обманывать. Это действительно правда… ну, люди верят этому… необразованные, конечно.
— Как я понимаю, ты хочешь сказать, что ты не веришь в эту примету? — заметила Элизабет.
Джорджиана замолчала.
— Я уверена, — настаивала Элизабет, — приметы срабатывают только для тех, кто в них верит. Ну, а ты Джорджиана, только честно, что ты сама думаешь?
— Я не знаю, — ответила девушка, смущаясь. Весь следующий час ее волновало одно: получалось невероятное — ее брат Фицуильям может и не главенствовать в доме. Она не заметила лукавого взгляда, которым обменялись ее брат и его жена.
Элизабет сознавала власть Фицуильяма над собой, но ей нравилось определять и свою меру власти над ним. Однако в тот момент это была простая игра. Она знала, что, окажись они тогда одни, он крепко обнял бы ее. Как весело было бы выскользнуть из его объятий и, пританцовывая, убегать, уворачиваясь от его преследования!