— Да, господин. Но как быть с А Ток?

— Я сам разберусь с ней. Приведи её.

Чен направился к двери. А Ток стояла за ней. Он в страхе бежал. Она вступила в комнату. Струан сказал, что принял решение: она отправится за ними на следующем корабле, и точка.

— О ко, сын мой, — ответила она медоточивым голосом. — Что ты решаешь для своей старой матери — это совсем не то, что твоя старая мать считает наилучшим для себя и своего сына. Мы поедем домой. Мы будем молчать. Ни один вонючий чужеродный дьявол не узнает. Разумеется, всех цивилизованных людей заинтересует этот замысел. Мы отправимся домой все вместе. Ты берешь свою шлюху с собой? — Она спокойно вынесла бурю негодования и угроз никогда в жизни больше не произносить этого слова или пенять на себя.

— Ай-й-йа, — пробормотала она, уходя, и слова её постепенно замирали в отдалении, — твоя старая мать не станет больше называть эту шлюху твоей шлюхой, но, все боги мне свидетели, если не шлюхой, то как мне её тогда называть, ведь шлюха она и есть. Или мой сын рехнулся?..

Когда он увидел Анжелику, его гнев улетучился.

— Вот это да!

Она была в костюме для верховой езды: сапожки, длинная юбка, туго перехваченная в талии, амазонка, шейный платок, поверх всего накидка, шляпка с зеленым пером, перчатки, но без хлыста.

— Я подумала, дорогой, что это лучше всего подходит для морской прогулки, — сказала она с лучезарной улыбкой.

— Добро пожаловать на борт. — Марлоу стоял у конца трапа, великолепный в своём мундире.

Прежде чем вступить на палубу, Малкольм неуклюже ухватился левой рукой за ванты, передав трости Анжелике, и церемонно приподнял свой цилиндр.

— Разрешение ступить на борт? Марлоу отдал честь и просиял.

— Пожалуйста, вы оба — желанные гости на моем корабле. Вы позволите? — Он подал Анжелике руку, слабея от её ослепительной улыбки и покроя амазонки, подчеркивавшей её фигуру, и проводил их на капитанский мостик перед трубой. Здесь он подождал, пока Малкольм устроится в морском кресле.

— Снимаемся с якоря, мистер Ллойд, — обратился он к своему первому помощнику, Дэвиду Ллойду. — Четверть румба и так держать.

«Жемчужина» тронулась со стоянки на паровом ходу.

— Как только выйдем из бухты, мы прибавим скорость, — сказал Марлоу. — Адмирал приказал нам провести мореходные испытания под паром в виду флагмана.

Счастливое настроение вмиг покинуло Струана.

— В виду флагмана? Так мы не собираемся выходить в открытое море, где не видно берега?

Марлоу рассмеялся.

— Полагаю, адмирал любит держать своих «детей» на коротком поводке. Это будет весело и интересно, я обещаю.

Значит, мы на борту, но не за тем, что мне нужно, думал Струан, этот ублюдок настоящий садист! И будь адмирал сейчас с ними на корабле, он был уверен, что пристрелил бы его с полным удовольствием. Ну, может быть, и не пристрелил бы, но я бы хотел, чтобы этот сукин сын получил по заслугам. Он ещё пожалеет, что не помог мне. Когда я вернусь, я все разверну по-старому и буду такой колючкой в его медвежьем носу, что он меня не скоро забудет.

А пока что же мне делать?

Все были так заняты, что Марлоу и Анжелика не заметили отчаяния, которое он пытался скрыть. Фрегат осторожно пробирался сквозь флот, и немало матросов и офицеров на других кораблях заметили Анжелику, а некоторые из них ещё и то, как прекрасно управлялась «Жемчужина». На французском флагмане, двадцатипушечном колесном пароходе, с которым они прошли совсем рядом, матросы засвистели и замахали руками, заставив ужаснуться британских офицеров.

Боже милостивый, подумал Марлоу, до чего же, чёрт побери, у них отвратительные манеры и ужасная дисциплина! И все равно он благожелательно смотрел, как Анжелика помахала рукой в ответ под гром криков, свиста и улюлюканий.

Чтобы отвлечь её , Марлоу сказал:

— Мы собираемся провести испытания на скорость, Анжелика, сначала с паровым двигателем, потом под парусами. Нужно дать полную нагрузку на новую мачту, проверить её. Вы, наверное, не помните, но мы потеряли грот-мачту во время урагана. Видите ли... — Он продолжал говорить, объясняя то и это, отвечая на любой вопрос, который она считала себя обязанной задать.

Сама она лишь притворялась, что ей это интересно. На самом деле она предпочла бы просто помолчать, почувствовать, как морской ветер играет её волосами теперь, когда она сняла шляпку. Она купалась в этом новом ощущении свободы и хотела, чтобы ветер как метлой смел неистребимую вонь Иокогамы, которая настолько вошла в их жизнь здесь и в Гонконге, что её почти перестали замечать, хотела устремить взгляд вперед и помечтать о Ла-Манше, голубом море и родном береге, таком красивом, отправиться домой. Мы, французы, так скучаем по своей стране, а вот англичане, похоже, способны всюду чувствовать себя как дома, и Англия им на самом деле не нужна, не так, как нам Франция...

— Мы ляжем в дрейф в полдень, — говорил Марлоу, такой довольный тем, что он капитан «Жемчужины», — и я приготовил легкий обед в моей каюте, и там есть койка, если вы пожелаете отдохнуть после...

Утро прошло прекрасно. Каждые полчаса корабельный колокол отзванивал поворот, и даже Малкольм забыл о своём отчаянии, когда корабль несся из одного конца залива в другой, разворачивался и снова устремлялся вперед, и опять поворачивал.

— Ещё момент, и мы остановим машину, и вот тогда уже будет «Поднять все паруса!», — сообщил Марлоу.