Он стыдливо сбрасывает наушники:

– Чего, чего сказала?

Кундеев протягивает свои:

– Да Вы сами послушайте, Иван Макарович.

– Не надо, не могу. Жена мне потом что скажет?

Кундеев довольно развратно хмыкнул:

– А как она узнает?

Кузнецов стал строг:

– А это не твоего ума дела, Кундеев. Я спрашиваю: что сказала?

– Сказала: «Я никогда не думала, что мне нужен большой член, а теперь я этого не отрицаю…»

Кузнецов заливается детским смехом:

– Мать честная! Так и сказала? Ну, ты запиши, запиши… Бери ручку и пиши… А то мало ли чего. Потом отпираться начнет.

– Да кто ж от большого размера отпирается в наше время?

Кузнецов задумчив:

– Я смотрю, Кундеев, развратный ты стал чего-то…Член да член, а любовь где?

Переходит снова на строгость:

– Запиши, я сказал!

– Да и так идет запись.

Кузнецов – кулаком по столу.

– Я сказал – запиши! Документально! С бумажкой оно вернее будет. Мало ли чего? А бумажка – вот она, если вдруг чего.

И все-таки надевает наушники…

Тихонько в комнату входит Жуликов, пристраивается к наушникам Кундеева. Ему тоже слышен голос Трегубовой. Он такой властный, манящий, раскованный, что кружится голова:

– Мне показалось, что у него небольшой член.

Кузнецов поднимает палец:

– Во чего говорит! Кундеев, это тоже запиши…

Кундеев чего-то там торопливо карябает:

– Черт! Как игру ловко ведет! Мол, у мужа – небольшой, а у Чепеля – большой…

Жуликов обижен:

– У Чепеля? Шутить изволите. – Хмыкнув. – У меня реально что надо. Я, если что…

– Откуда ты здесь взялся? – оборачивается Кузнецов. – Кундеев, дай-ка дело! Да вон то, потолще!

Кундеев протягивает мясистую папку. Жуликов пятится в угол от Кузнецова.

– Смирна-а-а-а, ешь твою тишь!

Жуликов вытягивается, Иван Макарыч замахивается, но не опускает папку на голову. Пощадил. Молодежь беречь надо.

– Не понял? До сих пор не понял? Сказано тебе, игра это у нее такая… Как в кино! Видел кино такое? «Инстинкт» называется?

– Кто и когда говорил, товарищ полковник?

– А ты кто такой, чтобы тебе все говорить? Сказано – игра эротическая такая… А ты своей елдой куда лезешь? Порнографию мне тут хочешь устроить?

– Ну, ей-богу большой, Иван Макарыч! Чепель знает! В том году в сауне вместе парились у Михалыча!

Кузнецов садится, утирает пот.

– У Михалыча… Ну что с ним делать, Кундеев? Откуда он взялся на мою голову, студент этот? Сидишь тут с ним как на пороховой бочке! Кундеев, ну-ка, объясни этому дураку. Не в головке дело, а в голове.

Жуликов ухмыляется:

– А это когда как… Знаем, плавали…

– Нет, ты посмотри, а? Ты хоть представляешь, кто она такая Тре-гу-бо-ва в нашем государстве? Тре-гу-бо-ва!

– Так она тоже хочет…

– Нет, ты посмотри, Кундеев!

– Сказано тебе: это жен-щи-на, – поддакивает Кундеев. – С большой буквы! А не проститутка!

– Кундеев! Этого идиота к Чепелю не подпускать! Еще подговорит к чему-нибудь! И все дело завалит. А также! – Кузнецов решительно встает. – Повторяю, а также! Обдумать вопрос с премией! Он меня до инфаркта доведет.

Кундеев записывает:

– Вот так, Жуликов, доигрался. Женщина – тонкий инструмент.

Жуликов клянчит:

– Да я ж просто так сказал, Иван Макарыч… Чтобы в базе данных было, если что. 22 сантиметра на дороге не валяются.

– Если что – найдем! – рявкает Кузнецов. – Из-под земли достанем! А теперь – вон отсюда, 22 сантиметра.

Вслед кричит:

– Лучше б извилины у тебя были 22 сантиметра! Дает же бог такую елду дуракам!

Кундеев оборачивается и показывает Жуликову огромный кукиш. Жуликов в ответ – «балалайку».

Нет, ни за что я бы не хотел оказаться на месте Чепеля! Нафига они вообще нужны психологические девственницы?

Петтинг, который предлагала ему Вика, не радовал. Надо понимать, что Чепель уже вышел из студенческого возраста, чтобы довольствоваться этими невинными играми.

– Я должен быть пустой перед допросом. Ни капли спермы, это совет сексопатолога он лайн. Ребята знакомые все говорят то же самое. Иначе я сойду с ума.

– Я не могу, я поклялась маме, что выйду замуж девственницей.