– - Он не чистокровный сид, - сухо проговорил парень, справившись с собой и счел нужным веско добавить: - Он полукровка, изгой.

– - А по занудству и высокомерию вы, как близнецы-братья.

Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения парня. Поджав губы, он отвернулся и не сказав больше ни слова, пошел прочь. Лена пожала плечами, отвернулась и быстро набрав номер, прижала трубку к уху. Наконец, гудки оборвались и женский голос произнес:

– - Дежурная 02. Слушаю вас.

– - Перегонная улица, дом тридцать. Квартира шестьдесят два. Труп мужчины. Убийство, - скороговоркой сообщила Лена.

– - Записано. Пожалуйста, назовите свою фамилию, имя, отчество и коо...

Лена повесила трубку. Выйдя из освещенной будки, она одиноко побрела по пустынной улице, ежась от пронизывающего утреннего холода. Было еще темно, но рассвет уже угадывался -- светлело где-то за дальними домами, чьи силуэты кубами темнели на фоне разбавленного прозрачным светом, ночной тьмы. Она прошла мимо дома, на третьем этаже которого светилось единственное окно. Там, в тепле и уюте, встречали новорожденное утро те, кто не подозревал о том, какие же они счастливые.

Шмыгнув носом, Лена ускорила шаг. Ладно! И к ней вернется то, что она потеряла. Теперь-то она знает, как много имела. Нужно только избавиться от источника ее проблем и бед -- книги.

Впереди замигал праздничными огнями круглосуточный ларек, один из тех, что торгуют самопальной водкой, мутным пивом и просроченными орешками. Ни на что особо не надеясь, Лена тщательно обшарила свои карманы, не найдя в них ничего кроме раздавленной пачки со жвачкой и ключа от квартиры. Вблизи ларек уже не производил своей обшарпанностью праздничного впечатления, а вызвал скорее разочарование и уныние зарешеченным окошечком, витриной с обязательным ассортиментом продуктов и грубо намалеванной вывеской с роскошным названием "Парадиз", кое-где подсвеченной лампочками, половина из которых перегорела.

– - Эй, Крузенштерн, - позвала она, подпиравшего угол ларька, парня.
– У тебя деньги есть?

Тот не шелохнулся, всем своим видом показывая свою неприязнь к Лене, давая понять, что знать не знает кто она такая и не желает этого знать. Но потомк, нехотя опустил сложенные на груди руки и вынул из карманов джинсов две смятые сторублевки, которые и были протянуты Лене. Взяв их, она постучала в запертое окошко ларька и поздоровалась:

– - Доброе утро.

В ответ донеслось сонное "м-м".

– - Вока есть?
– ободренная тем, что уже услышана, поинтересовалась она.

– - Че надо-то?
– окошечко открылось.

– - Пожевать чего-нибудь надо на стольник, - грубо ответила Лена.

– - Чипся, соленые палочки, орешки, шоколад, - тяжко зевнув, отозвались из спертого нутра ларька.

– - А водка самопальна?

– - Чего?
– оскорбились из "Парадиза".

– - Водка, спрашиваю, самопальная?
– продолжала переговоры Лена, тихо удивляясь своей нахальности.

– - Мартини, джин-тоник, виски -- дерьмо, а водка самая, что ни на есть, настоящая.

– - Тогда чакушку.

– - Девушка, мы стаканчиками не продаем. Пол-литра устроит?

Лена просунула в окошечко деньги, после чего показалась бутылка Перцовки, просунутая горлышком вперед.

– - Закуску-то брать будешь?
– забеспокоились из ларька.

– - Не-а...

– - Видать, ночка тяжелая выдалась, трудовая, так, что с самого ранья за водку взялась, - сделали выводы в "Парадизе" и в окошечке показалось заспанное, помятое женское лицо неопределенного возраста.

– - Не то слово, - буркнула Лена, принимая сдачу.

– - Бросай ты эту работу. Кто не дает?

– - Хорошо. Я подумаю, - пообещала Лена хозяйке "Парадиза", отходя от ларька.
– Пошли, Крузенштерн, помянем Льва Кирилловича -- она подошля к нему и ссыпала мелочь в его узкую ладонь, добавив две бумажные десятки.

Подержав сдачу в руке, он рассовал ее по карманам и молча, ни о чем не спрашивая, двинулся за ней.

Они дошли до скверика, где Лена, плюхнувшись на сырую от ночной росы, скамейку, взглянула на свои часы. Четыре утра. Скоро запоют петухи и вся нечисть исчезнет. Блаженно вытянув ноги, Лена отвинтила крышку бутылки и протянула ее своему новому знакомому, мысленно усмехаясь: неслабо напоить нечисть перед тем, как ей кануть обратно за пределы этого мира. К ее сожалению, Крузенштерн от водки брезгливо отказался:

– - Я это не пью.

Пожав плечами -- настаивать она не собиралась, Лена, выдохнув, храбро глотнула из горлышка. Водка, отдававшая тяжелым сивушным привкусом и запахом, обожгла горло и пищевод, зато озябнувшая девушка сразу же согрелась.

– - Пусть земля вам будет пухом. Простите меня, Лев Кириллович, - Лена глотнула из горлышка еще раз и мучительно, взахлеб закашлялась. Водка больше не шла.

– - Что стобой?
– переполошился, сидевший рядом Крузенштерн.

– - Ничего, - помотала головой Лена и сдавленно попросила: - Стукни меня по спине.. Да не там... повыше... О, Господи! Бей посильнее... У-у! Больно же!
– и она заплакала, перепугав, итак ничего не понимающего парня, еще больше.