Он принялся извиняться, что невольно причинил ей боль, но Лена плакала вовсе не из-за этого. Все слезы, что копились в ней и которые она сдерживала в себе, теперь текли безудержно, словно прорвало плотину ее сдержанности и выдержки, усердно воздвигавшуюся ею. Она всегда гордилась своим философским подходом к жизненным неурядицам, считая слезы уделом слабых. А всего-то и надо было иногда поплакать.

Водку она пила впервые и пила ее, как бомж, на первой попавшейся скамейке, в каком-то сквере, в компании с незнакомым, сомнительным типом, с тяжким чувством вины, совершенно не понимая, как ее угораздило вляпаться в подобную скверную историю.

Выплакавшись, она хлебнула из бутылки еще несколько раз. Пойло, что называлось водкой, теперь не казалось ей таким противным. Сознание расползалось, мысли беспорядочно скакали и она была не в силах, сосредоточиться на какой-то одной из них. Удивляясь и забавляясь новым для себя состоянием, Лена не могла понять, что ее теперь так напрягает. Ах, да! Книга.

– - Эй! Ты ведь не отстанешь от меня без этой... своей... как ее... книги?
– Лена с интересом прислушивалась к своему пьяному голосу. Было забавно.

Крузенштерн что-то сказал и она с трудом заставила себя вникнуть в его слова.

– - ...и ты ведь не жаждешь новой встречи с Шакером...

– - Ты... вообще, кто такой? А?

Белобрысый осекся, странно посмотрел на нее, подумал и сказал:

– - Эльф...

– - Ага!
– захохотала Лена, подыгрывая шутке.
– А я русалка! И где же ты живешь, эльф? Наверное, на каком-нибудь цветочке, или листочке... Спишь на паутинке, умываешься росинкой...

– - Почему это листочек-цветочек должен быть моим домом?
– обиделся он.

Но Лену разобрал дикий неуправляемый хохот, до слез, до икоты. Стоило ей только взять себя в руки, но едва взглянув на белобрысого, ее снова разбирало от смеха. Она никак не могла остановиться, пока опять не хлебнула из горлышка перцовки.

– - Вот объясни мне тогда... Ты эльф или все-таки потомок мореплавателя?
– немного успокоившись, вновь прицепилась она к нему.
– Вопрос... конечно интересный... да?

– - Я эльф. И я не понимаю, почему ты так уверена, что мой предок плавал по морям? Мы, эльфы...

– - А с того...
– с пьяной бесцеремонностью перебила его девушка и заплетающимся языком пояснила: - Фамилия у тебя не только редкая, но и знаменитая -- Кру-зе-н-н-ш-тер-н. В России знают одного Крузе... Крузя... короче... он был путешественником -- мореплавателем прошлого века. Как же мне, блин, повезло увидеть не просто эльфа, а эльфа-мореплавателя!

Подняв бутылку, она произнесла "прозит" и выпила еще. Скривилась, передернув плечами и зажмурилась, а когда обрела способность видеть и слышать, то увидела перед собой расплывающееся, раскачивающееся лицо какого-то белобрысого парня. Его голос доносился до нее словно из далека и говорил он непонятные вещи;

– - ...да будет тебе известно, что этой фамилией я назвался потому что, она была первой, что попалась мне на глаза...

С усилием удерживая в голове тот важный вопрос, который ей просто необходимо было задать этому типу, она старательно выговарила:

– - Ты... хто?
– и вцепилась в спинку лавки, чтобы не упасть с нее, потому что все вокруг было неустойчивым и, почему-то, раскачивалось и кружилось.

– - Я?
– осекся незнакомец и помолчав, сказал: - Я Геннальфаэльторрумпелуиэлор...

– - Ч-чего-о?
– изумилась Лена.

– - Словом, для тебя я -- Крузенштерн, - обреченно вздохнув, поправился эльф.
– Мне все равно, как ты будешь меня называть.

– - А...
– успокоилась Лена и начала устраиваться на скамейке, обещая ему, но больше самой себе: - Через полчасика я проснусь. Понял?

– - Нет, - покачав головой, честно ответил белобрысый.

– - Я проснусь и... ни тебя... ни этого... Шкуры... не будет. Это был сон... Вот увидишь... Я проснусь...
– и махнув рукой, она повалилась на качающуюся, словно плот на неспокойной воде реки, скамейку.

Что-то уж очень болела шея и, в квартире так холодно, что она замерзла даже под одеялом. Наверное, с вечера забыла закрыть окно и к утру всю квартиру выстудило. И все равно, это не объясняло ее странного состояния. Что-то было не так. Лена теснее прижала к себе сложенные руки и сообразила, что спит без одеяла, на жестком полу. А когда открыла глаза, обнаружила себя, лежащей даже не на полу своей квартиры, а в парке на скамейке под одкрытым небом. Все тело занемело от холода и неудобного положения.