– Кому разъяснить, кому?!! – оглушающе загремел в трубке грубоватый голос генерал-полковника. – Заткните им глотку!!! Выбейте хотя бы ядро группы, возьмите рацию! Сегодня же!!! «Все концы»!.. Не до жиру! Вы не представляете всей серьёзности ситуации!.. Это личное приказание, понимаете, личное! И категорическое! Речь идёт о судьбе операции стратегического значения. Никакие отсрочки невозможны! Если мы их в течение суток не возьмём, то завтра вас на этой должности не будет и меня здесь не будет! Мы обязаны принять все возможные и невозможные меры, подчёркиваю – невозможные! – и взять их сегодня! Не удастся – ничем не смогу помочь: завтрашних суток у нас не будет!..

– Понял…

– Раньше меня, очевидно, прибудет начальство… первые заместители из обоих наркоматов. Обеспечьте их всем необходимым. Но времени с ними не теряйте, а делайте спокойно своё дело! И никаких споров, никаких пререканий! Что бы вам ни говорили – «Да, товарищ комиссар!», «Хорошо, товарищ комиссар!», «Слушаюсь, товарищ комиссар!..». Однако любые действия, с которыми несогласны вы или Поляков, категорически запрещаю!.. Чьим бы именем ни оказывалось на вас давление!.. Полякову создайте оптимальные условия! И прежде всего оградите от ненужных дискуссий и всякой говорильни с кем бы то ни было. Вы меня поняли?

– Так точно!

– Что бы ни делалось у прибалтийцев, более всего мы надеемся на вас! Передайте это Полякову… Вы оба и ваши подчинённые должны сегодня показать, на что способны… У меня всё! Вопросы?

– Нет.

– Я буду у вас не позже… четырнадцати часов. Держите постоянный контакт с Колыбановым. И действуйте самым активным и решительным образом! Всё!

Егоров положил трубку и, ещё осмысливая и переживая закончившийся разговор, невидящими глазами посмотрел на Мохова.

– Нервничают, – сказал тот понимающе. – На них тоже жмут…

– Нервничать – это привилегия начальства, – подняв голову от документа, заметил Поляков. – А мы должны работать без нервов и без малейшего шума!.. Главное сейчас – не устраивать соревнования эмоций!.. Главное для нас – работать спокойно и в полном убеждении, что сегодня, завтра… или позднее… но если мы не поймаем, никто за нас это не сделает…

В Москве действительно беспокоились и нервничали.

В ежесуточной сводке военной контрразведки за 17 августа, поступившей в Ставку после полуночи и занимавшей всего полторы страницы, делу «Неман» было уделено девять строчек: кратко сообщалось, что в тылах 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов действует и активно разыскивается сильная, квалифицированная резидентура противника.

В этом не было ничего чрезвычайного: Ставку надлежало информировать обо всех представляющих значительную угрозу разведгруппах противника и даже об отдельных наиболее опасных агентах.

Но поскольку речь шла о фронте, где менее чем через месяц должна была проводиться ответственная стратегическая операция, Верховный Главнокомандующий, читая сводку, сделал на полях пометку синим карандашом, означавшую одновременно: «обратить внимание» и «доложить подробнее».

Эта пометка явилась основанием для взятия дела на контроль Ставкой, а днём Верховному была доставлена развёрнутая справка по делу «Неман», занимавшая почти две страницы. Ознакомясь с ней уже ночью и обнаружив, что действия разыскиваемых ставят под угрозу скрытность сосредоточения войск и ударной группировки в тылах 1-го Прибалтийского фронта и речь, таким образом, идёт о судьбе важной стратегической операции, Верховный был крайне обеспокоен и возбуждён.

Уже многие месяцы он ни разу не был в столь дурном расположении духа, как в этот час.

Чудовищно обманутый Гитлером и собственной интуицией в июне сорок первого года, он придавал огромное значение введению противника в заблуждение, особенно при подготовке кампаний и крупнейших операций.

В первые же недели войны, в период невероятного напряжения, урывками выкраивая время, он умудрился внимательно просмотреть труды виднейших полководцев и военных теоретиков, особо интересуясь проблемами скрытности и обеспечиваемой ею внезапности. Эти вопросы он не раз анализировал и обсуждал с высшим генералитетом.

Троякий результат внезапности можно было бы сформулировать так:

Внезапность застигает противника не подготовленным к удару: его войска и военные средства расположены не лучшим образом для отражения этого удара.

Внезапность вынуждает противника поспешно принимать новый план: противник теряет инициативу и должен приспосабливать свои действия к действиям нападающего.

И наконец, достигнутая внезапность подрывает веру войск противной стороны в своё командование и веру командующего и его штаба в самих себя.

Отсюда следовало, что успех любой операции в значительной степени зависит от секретности и обманных действий. Отсюда следовало, что победа, достигнутая без внезапности, за счёт численного превосходства, не носит на себе отпечатка полководческого таланта и обходится несравненно дороже. Отсюда следовало, что необходимо любыми усилиями скрывать свои намерения, создавать угрозу одновременно в нескольких местах, заставляя тем самым противника рассредоточивать силы. Отсюда следовало, что нужно демонстративно готовить наступление в одном месте, а тайно в другом, стараясь во всех случаях застигнуть противника врасплох.