— Как произошла эта трагедия? — спросил Муссолини резко.

— Так, как вы этого и пожелали, — ответил священник.

Дуче поднял на него глаза:

— Что вы имеете в виду — я?

— Те, кого вы вызвали на заседание большого совета, осмелились дать вам совет, — жестко произнес дон Джузеппе. — А вы вынесли им смертный приговор.

При этих словах Муссолини вскочил на ноги.

— Вы игнорируете тот факт, что приговор вынесли судьи, — попытался он оправдаться.

— Никто не осмелился бы вынести такой приговор без вашего согласия, — возразил священник.

Спокойно, без боязни дон Джузеппе сказал диктатору, что тот спутал измену фашизму с изменой Италии.

— Итальянский народ уже давно различает это, — продолжал капеллан. — Могу даже сказать, что это — мнение каждого.

Муссолини снова сел и обхватил свою голову руками: он не был в этот момент дуче.

— Как они провели последнюю ночь? — выговорил он, облизывая сухие губы.

Все они, вспоминал священник, были близки к Богу. Внутри тюрьмы, хотя там постоянно хлопали двери и раздавался топот ног, было очень спокойно, даже необычно спокойно. Двери камер были открыты, и они все собрались в камере де Боно, чтобы провести ночь вместе. А говорили они о… высказывании Платона о бессмертии души… о последнем вечере… о Христе в Гефсиманском саду.

Собравшись в кружок около горевшей печки, они говорили о странных, почти мистических вещах. Карло Пареши высказал последнее пожелание, чтобы его зеленая шаль была бы положена на его тело, прикрывая его. Де Боно вспомнил свою солдатскую молодость: шестьдесят лет назад, будучи зеленым лейтенантом, он присутствовал на званом ужине в Кастельвеччио, где теперь суд приговорил его к смертной казни за государственную измену.

— Увидим ли мы Мадонну сразу же после смерти? — просто спросил он дона Джузеппе.

Чиано сохранил свою ожесточенность до самого конца.

— Я никогда не доставлю Гитлеру и Муссолини этого удовольствия, — заявил он, когда им всем было предложено подписать прошение о помиловании.

Только мнение Туллио Джианетти, что тем самым он нанесет вред шансам своих товарищей, заставило его в конце концов поставить и свою подпись.

— Вы должны были знать об этом, — настойчиво произнес дон Джузеппе. — Ваш зять обвинил вас в жестокости за то, что вы не проявили милосердие. Лишь де Боно несколько изменил его настроение, положив ему руку на плечо и сказав, что всем им предстоит предстать перед Божьим судом. «Вы правы, — ответил ему Чиано. — Нас всех подхватил один и тот же ураган. Я умру без злобы в моей душе — передайте это моим близким».

Дрожа всем телом, Муссолини прервал его.

— Он сказал: «Передайте это моим близким?»

— Да, — подтвердил священник, — и вас он тоже имел в виду.

Долгие секунды Муссолини молча смотрел на дона Джузеппе. Затем горе охватило его, и он упал головой на стол, содрогаясь конвульсивно в плаче.

И Чиот подумал: «А ведь прошение, по всей видимости, так и не было ему передано. Он даже его не видел, хотя и не желает в этом признаться. И боится показать, что находится во власти таких людей, как Козмин».

Кларетта Петаччи потом подтвердила, что Муссолини ждал это прошение всю ночь, звоня ей чуть ли не каждый час.

— Обратите свои страдания к Богу, — посоветовал ему Чиот. — Вам придется испить чашу горечи до дна.

Муссолини с мокрыми от слез глазами схватил его руку, попытавшись улыбнуться.

— Они простили меня, не так ли? — просительно произнес он, крепко держа священника за руку. Спустя несколько секунд добавил, видимо пытаясь сохранить чувство собственного достоинства: — Не говорите никому о том, что вы видели здесь.

Чиот посмотрел на человека, которого Гитлер четыре месяца назад назначил гауляйтером Северной Италии. «Он ведет себя как ребенок, — подумалось ему, — хотя и представил себе узников Вероны в их последний час».

23 января 1944 года — 18 апреля 1945 года

Личный секретарь Муссолини Джиованни Дольфин усмехнулся. Прошло всего четыре дня с момента посещения дуче доном Джузеппе, как у него появился другой священник. Ожидавшие в приемной министры и генералы молча пропустили его в кабинет Муссолини. Даже министр культуры Фернандо Меццасома, сопровождавший его, вышел, оставив их одних.

Они знали друг друга. В 1920 году Джиусто Панчино, сын миланского железнодорожного мастера, помогал распространению газеты «Иль Пополо» и был постоянным партнером Эдды в играх в полицейские и разбойники и им подобных в парке замка Сфорцеско. В 1941 году он, будучи молодым священником, встретился с Эддой в военном госпитале в Дерми в Албании, в котором она работала медицинской сестрой. Вполне естественно, что она познакомила его с дуче, когда тот приехал на фронт.

Муссолини поставил перед Панчино две задачи: отыскать Эдду, бежавшую в Швейцарию за два дня до приведения приговора над осужденными в Вероне в исполнение, и попытаться достичь примирения.