Шрифт:
— Нойруппинерштрассе, это далеко отсюда?
— Нет, самое большее километра два.
Женщина решительно встала и заявила:
— Пошли, Джонни, сейчас же! Немедленно! Пожалуйста… — Она раскрыла свою сумку, порылась в ней. — Здесь, — торопливо продолжала она, — я берегла это для дочки. Возьми же!
Она протянула мальчику плитку шоколада. Он чувствовал, как женщина гладила его по волосам. Это было для него непривычным, но очень приятным.
«Как только это может быть?..» Он не окончил свои размышления. Он хотел было отказаться от шоколада, но женщина насильно запихала плитку в боковой карман его куртки.
— Что ты сказал? Ей остригли волосы?
— Да. — Мальчик кивнул. — Но не бойтесь: они уже отросли, красиво даже…
Только сейчас женщина заплакала.
Большая, перекопанная окопами и траншеями площадь перед бункером превратилась тем временем в самый настоящий боевой лагерь. То и дело подъезжали все новые танки и орудия, а позднее подошел гусеничный трактор-тягач с огромной пушкой на прицепе. Где-то рядом даже задымилась походная кухня.
— Фрау Клат… — тихо пробормотал Джонни.
Женщина утирала заплаканное лицо скомканным платком. Ее веки были красными, как при тяжелом воспалении.
— Что, мой мальчик?
Джонни подумал: «Пожалуй, она ничего об этом и не знает, ничего, но может же она, пожалуй, мне что-то сказать. Надо полагать, она мне все же что-то скажет!»
— Фрау Клат, где моя мама? Я тоже ищу свою маму. Я уже несколько недель не видел ее, — произнес мальчуган вслух.
Некоторое время женщина молчала.
— Бедное дитя, — пробормотала она после паузы, причем вид у нее был такой, что она вот-вот заплачет. Она крепко прижала мальчика к себе. — Да, все было так ужасно. Такой ужасный налет. Самый ужасный налет, какой только нам пришлось пережить. Ночью прилетели английские самолеты, утром — американские. Сначала они бросали на нас зажигательные бомбы, потом — фугасные. Я ничего не знаю о твоей матери, милый, я действительно ничего не знаю!
— Налет она пережила, в этом я убежден. Она оставила мне весточку на стене нашего дома. Но где она может быть сейчас?
Фрау Клат напряженно подумала, а потом нерешительно спросила:
— Скажи, а не работала ли она на вокзале?
— На вокзале?
— Да.
— Я об этом ничего не знаю.
— Собственно говоря, не на самом вокзале.
— Моя мама постоянно ездила в Обрешоненвальде, на небольшой завод!
— Там она теперь никак не может быть, это я знаю точно, — заметила женщина. — За несколько дней до этого ужасного налета я разговаривала с твоей матерью во дворе, правда, только накоротке, я как раз выбивала наш коврик. Выбивала коврик, так как после каждого воздушного налета почему-то появлялось ужасно много пыли в комнатах! Твоя мама тогда и рассказала мне мимоходом, что она больше уже не работает на заводе, так как его разбомбили. Она работала где-то в центре, у вокзала, на Фридрихштрассе или где-то совсем рядом. Она говорила мне о раненых и о том, что их становится все больше и больше. Работы у нее было столько, что она не всегда приходила домой. После этого я ее больше не видела. Наверное, она там и осталась…
— Возможно, она устроилась работать в лазарет? — пробормотал Джонни.
— Пожалуй, может быть, это был не настоящий лазарет, а скорее всего, пункт первой помощи. Помещение там не очень хорошее, так как твоя мама говорила, что в большом зале постоянно очень сыро. Поэтому в тот день, когда мы с ней разговаривали, она и пришла домой, чтобы взять с собой что-нибудь теплое из одежды. Кроме того…
— Что? — спросил мальчик и от волнения затаил дыхание.
— Я вспомнила, как она сказала: «У нас все время стоит такой шум».
— Что за шум?
— От поездов, которые проходили сверху,
— Над лазаретом?
— Да.
Джонни уставился глазами в землю. В этот момент в его голове проносились самые страшные мысли,
— Фрау Клат, — сказал он наконец.
— Что, Джонни?
— Фрау Клат, я не пойду с вами на Нойруппинерштрассе!
— Но почему же? — На худом лице женщины вдруг появилось выражение недоумения и растерянности.
— Идите, пожалуйста, одни. И скажите фрау Шнайдебах, что я приду позднее. Вы найдете в ее доме и других людей. Друзей. Передайте им привет от меня.
— Ты хочешь разыскать свою маму?
Мальчик кивнул.
— И ты уверен, что найдешь ее?
— Вблизи Фридрихштрассе. Лазарет должен размещаться под городской железной дорогой…
— Ты знаешь дорогу туда?
— Как только я выйду на Александерплац, а это недалеко отсюда, я уже не заблужусь.
— Но скоро стемнеет, Джонни, и, кроме того, сейчас же опасно…
Мальчик поднял глаза на женщину.
— Я уже две недели в пути. Я хочу найти свою маму! Я должен ее найти! Со мной уже ничего не случится: война же уже закончилась.
61
Вокруг Александерплац.
Сквозь огненное море.
Обрывки воспоминаний, как в старом фильме,
«Как хорошо, что война уже кончилась!» — эти слова были сказаны необдуманно! Джонни понял это еще вечером, в тот же день, когда по пути к центру города на каждом шагу сталкивался с проявлениями войны. Не раз он подвергался серьезной опасности, не всегда, правда, сознавая это.
Дул сильный ветер. До Александерплац Джонни добрался почти без сил, потратив на дорогу примерно два часа.