– Верно, у нас таких размеров отродясь не было...

– Короче, она принесла мне чудесные ботинки для Олечки, на цигейке с пуговицами, самые модные! – завершил рассказ Исидор. – Жена плакала, когда я ей их презентовал. Ну никак не отдал бы генерал такую рубашку водителю, не тот у нас менталитет был!

– Слава богу, что теперь времена распределителей и талонов прошли, – вздохнула я. – В советские времена было много странного. Вот, например, те же снимки с конференции. Ведь все запечатленные на них люди работали на оборону?

– Верно, – подтвердил Исидор.

– Значит, они были засекречены?

– В той или иной степени да.

– Но ведь карточки могли попасть в чужие руки!

Исидор нахмурился.

– Их никому не показывали, хранили в личном архиве. Хоть ты, конечно, права, было много глупостей. Ну, допустим, едешь по провинции, шоссе разбитое, колдобина на колдобине, и вдруг ответвление от основной магистрали, знак «кирпич», шлагбаум, рядом будка с солдатиком и шикарная трасса, уходящая в чащу, асфальт свеженький, словно его утром положили. Что там, в лесу, а?

– К гадалке не ходи – крупная воинская часть, – засмеялась я.

Исидор закивал.

– Точно. А их расположение – государственная тайна. Да только даже дураку ясно, куда шоссейка тянется. Или оборонное НИИ плюс завод – весь городок там работает, даже малым детям известно, чем родители занимаются. Мне на одном предприятии вручили чернильницу с ручкой, так стило было выполнено в виде ракеты с надписью «Все выше, и выше, и выше». Они такие сувенирчики гостям и сотрудникам дарили. И ведь первый отдел имелся, сидели там полковники, да мышей не словили.

– Давайте вернемся к потайному ходу, – попросила я. – Где он?

Исидор встал и подошел к одному книжному шкафу.

– Как ты и предполагала, вход открывается от перемещения некоторых томов. Весь фокус в последовательности перестановки книг. Она многоходовая: если кто-то случайно передвинет тома, ничего не случится. Смотри. На третьей полке Тацит, его надо достать и поменять местами с «Уроками Сократа», потом вытащить «Историю падения Рима» и воткнуть ее между третьим и четвертым томом собрания сочинений Куприна. Затем ждем пятнадцать секунд – и опля!

Исидор нажал на полку, шкаф без всякого скрипа чуть-чуть повернулся, открылся узкий лаз.

– Вот это да! – вырвалось из моей груди.

– Сами сделали! – гордо сказал Исидор. – Я и Мотя. Олечка нам помогла.

– Но зачем?

Профессор внимательно посмотрел на меня.

– Деточка, в советские времена инакомыслия не допускалось, но к ученым, работавшим на оборону, проявляли снисхождение. Нам разрешалось то, что запрещалось другим. На своих кухнях техническая интеллигенция вела весьма откровенные разговоры. Конечно, существовала система стукачества, в подъездах домов сидела охрана – вроде для нашей безопасности, но на самом деле парни зорко следили за тем, кто пришел к профессору в гости, и докладывали начальству.

– Понятно, – прошептала я.

– Какие люди сюда забредали, минуя недреманное око! – развеселился Сидя. – Кое-кого мы с Олечкой неделями в доме прятали! И ни разу подозрения не вызвали! Олимпиаду ко мне тоже из органов приставили, но она своим человеком оказалась, ничего лишнего не сообщала. У Ринга была безупречная репутация, меня никогда не подозревали в диссидентстве, что позволило мне многим помочь.

– И куда ведет лаз? – полюбопытствовала я.

– Пошли? – предложил Исидор и начал протискиваться в щель.

– Узко тут, – пропыхтела я, следуя за ним.

– Шире не получилось, – ответил Сидя. – А здесь вход к Матвею. Мы раньше своей дружбы особо не демонстрировали, просто коллегами прикидывались. Придем домой и по своим норам. Охранник в подъезде куда надо так и стукнет: «Вернулись, разошлись по хатам, оттуда не вылезают». А Мотя давно уже у меня на кухне шахматы расставляет.

– И как вы построили такой тоннель? – изумилась я, очутившись в высокой сводчатой галерее.

– Ваня Арцибашев, покойник, помог, – пояснил Сидя. – Он историей Москвы и области увлекался, карты имел уникальные. Тут задолго до Советской власти монастырь стоял, святые отцы и проделали дорогу к реке. Мы с Мотей просто к древнему ходу подсоединились. Самое трудное было тот небольшой лаз проковырять, который наши квартиры соединяет. Эхе-хе, мы рыли, как граф Монте-Кристо, а Олечка землю прятала. Сначала она все горшки и кадки в доме его набила, цветы развела, а потом стала в хозяйственной сумке почву выносить. Сядет на троллейбус, прокатит пять остановок, а потом в укромном месте высыпает. Как-то раз мы сюда американца притащили на встречу с одним писателем-диссидентом, тот рукопись на Запад переправить хотел. Штатник поджарый, сухой, без проблем через узкое место протиснулся, а литератор, хоть и опальный, да ел хорошо, брюхо отрастил. По галерее прошел спокойно, а дальше никак! Пришлось им прямо под землей договариваться. Вот, мы добрались!

Исидор толкнул небольшую железную дверь – потянуло свежестью, мы очутились на берегу Москвы-реки.

– Здесь никого не бывает, – добавил математик, – местность глухая, у монахов лаз деревянным люком заканчивался, а мы его на стальной лист поменяли. Молодые были, сильные, море по колено! Сейчас проход уже никому не нужен, Мотя иногда им по старой памяти пользуется, а я даже не открываю. Табличка – моя идея, здорово народ отпугивает!

Я посмотрела на внешнюю часть створки, предусмотрительно выкрашенную в цвет жухлой травы. На ней красовался прямоугольник с грозной надписью «Осторожно: радиоактивность!» и бил в глаза красный значок – нечто вроде вентилятора с широкими лопастями.