– Вы так полагаете?

– Конечно! – с жаром откликнулась я. – До открытия пенициллина сифилис лечили ртутью, и он считался болезнью, от которой нет спасенья. Несколько раз в мире вспыхивали эпидемии, которые уносили много жизней. Но с 1949 года это заболевание успешно лечится уколами антибиотиков, оно перестало считаться неизлечимым.

– А если я вас сейчас поцелую, – усмехнулась Катя, – вы сразу помчитесь к врачу?

– Ну нет, – без особой уверенности ответила я. – Но с какой стати нам с вами целоваться?

Катя мрачно рассмеялась.

– Теперь представьте реакцию наших пациентов! А моего мужа? Или его матери? Я, кстати, сына Ваню анонимно на анализ отвела, малыш здоров, но если слух о перенесенной мною болезни дойдет до его детского садика, родители поднимут крик, в департамент здравоохранения начнут жаловаться. У нас народ тупой. Сто раз можно объяснять, что СПИДом через общую посуду нельзя заразиться и туалетом можно вместе с такими больными пользоваться, но нет! Травлю начнут! Чего далеко ходить? К нам обратилась женщина – она перенесла рак молочной железы, хотела пластику груди сделать. Сергей назначил обследование, клиентка пошла по кабинетам и нарвалась на жуткую идиотку Таню Светланову. Та давай орать: «Зараза в клинике! Я сюда больше за ботоксом ни ногой! Гляньте, люди добрые, кто здесь на лечении!» Объяснить дуре, что онкологическое заболевание воздушно-капельным путем не передается, было невозможно.

– Я могу спокойно вас обнять! – храбро воскликнула я. – Россказни о венерических болезнях, полученных после посещения бани или бассейна, – не более чем выдумки, призванные обмануть мужа или жену.

– Не надо геройских поступков, – махнула рукой Катя. – Я платила Пелагее сначала тысячу баксов, потом она потребовала добавить сто долларов, затем еще двести, триста...

– Аппетит приходит во время еды, – заметила я.

– Да, – согласилась Катерина. – А в конце концов настал момент, когда я поняла – надо забрать у нее документы любым путем. Сергей стал удивляться возросшим расходам, я окончательно завралась. То говорю, что зубы протезирую, то подруге в долг дала. Но это же не может продолжаться вечно!

– И вы решили обыскать квартиру Суворовой.

– Точно. Раздобыла отмычки...

– Где?

– Подумаешь! Откройте Интернет, там вам за умеренную плату черта с рогами найдут и в любое место доставят, – пояснила Катерина. – Приобрела инструменты, потренировалась немного и стала за домом Пелагеи следить. Но только у нее определенного графика не было. Некоторые старухи ровно в восемь анализы сдавать бегут, а потом до полудня в поликлинике толкутся. А Суворова непредсказуема! Да у меня и времени на слежку нет, я же работаю. Вот сегодня решилась, а тут вы!

– Вам известно, где Пелагея держит бумаги?

– Нет, – вздохнула Катя. – Она и мне, и Соне одну фразу кинула: «Все отдано на хранение моему лучшему другу, он никогда меня не предаст».

– Так почему же вы направились в квартиру? Нужно вычислить ее приятелей!

Собеседница нахмурилась.

– Она соврала. Как всегда, ни слова правды! Никаких друзей у Пелагеи нет. Только пуделиха и была, ее Люкой звали.

– Откуда вы знаете?

– Соседок осторожно порасспрашивала, – призналась Катя. – Никого из прежних жильцов уже не осталось, по пять раз квартиры хозяев меняли. Оно и понятно – центр, квадратные метры больших денег стоят, вот народ их покупает и перепродает. Все в один голос говорили: «Бабушка одинокая, к ней из социальной службы медсестра ходит. Имела собачку, пуделиху, та везде гадила, но ведь нехорошо со старухой ругаться, мы терпели. Когда Люка умерла, все обрадовались, а Суворова снова щенком обзавелась».

– Вы с Леной общаетесь? – спросила я.

– Нет, даже не знаю, где она живет.

– А с Павлом?

Катя сняла с пальца колечко и стала гонять его по столешнице.

– Он фамилию поменял, – сказала она наконец, – одну букву прибавил, стал Брыкин Павел Николаевич. Бизнесом занимается, богатый человек. Конечно, мы друг другу чужие, в толпе встретимся – разойдемся. Но ведь все же часть крови общая... я думала... может, объединимся и припугнем биологическую мать. У нас в клинике жена одного милицейского начальника пластику делала, очень милая женщина, я ее попросила о помощи. Дескать, хочу отыскать без особого шума родственников: Елену Ивановну Матвееву и Быкина Павла Николаевича. Дама не подвела, обещание выполнила, выяснила: Елена Ивановна Матвеева нигде не значится. Ни среди живых, ни среди умерших. И Быкин отсутствует, зато есть Брыкин Павел Николаевич, воспитанник детского дома.

Катя надела кольцо, сложила руки на столе, опустила на них голову и глухо сказала:

– Я съездила на него посмотреть и поняла: Брыкин и есть мой брат. Он на Пелагею похож. Прямо копия! У него даже уши такие, как у нее, – низко посаженные, верхушка не округлая, а будто срезанная.

– Вы с ним поговорили?

– Нет.

– Почему?

Катерина выпрямилась.

– Побоялась. У него вид такой... гордый. И потом, что я ему скажу? «Вы мой сводный брат»? Вот здорово будет! Если он фамилию сменил, то ничего общего с прошлым иметь не желает. В общем, глупость я с поисками родственников затеяла. Постойте, Пелагея ведь в больнице?

– Да, – подтвердила я.

– Она умирает?

– Врачи не теряют надежды спасти старуху, но ее мало.

– Где же могут быть спрятаны документы? – в отчаянии спросила Катя.

– Наверное, лежат в квартире, в тайнике, – предположила я. – Ирина делает ремонт, она выбросит весь хлам. Елисеева не знает истории вашей семьи.

– Полагаете? – с надеждой воскликнула Катя. – Думаете, я могу успокоиться?

– Пелагея Андреевна представилась Елисеевой одинокой женщиной. Марии Ивановне в деревне Опушково она тоже сообщила об отсутствии родственников. И поменялась с деревенскими жителями жилплощадью. Правда, съезжать с квартиры старуха не собиралась.