— Ваше Величество, — коннетабль убирает руку, кланяется королю. — Уважаемые члены совета. Прошу простить мое опоздание. И прошу заслушать свежие новости из Марселя, их привез полковник Делабарта.

И если большая часть собравшихся решит, что он опоздал из-за курьера — вольная им воля. Его Величество — из меньшей части. Он скользит взглядом по новоприбывшим, вбирая подробности. Потом милостиво и любезно кивает.

— Вам разрешается сесть, — король указывает подбородком на кресло за столом. Полковнику, естественно, указывает. Нет, Ваше Величество, вы не военный и никогда не будете, вам лучше вообще не показываться в поле, думает коннетабль. Вы ему еще вина предложите… и гонец, за пять дней добравшийся из Марселя до Орлеана, заснет у вас за столом — не разбудите.

Марсельский полковник крутит головой… кажется, он тоже оценивает свои возможности трезво. А вот спорить с Его Величеством ему все же не хочется.

Не с первой минуты, по крайней мере.

— В присутствии своего короля… полковник марсельской городской стражи Делабарта может и постоять.

Клод. Ну разумеется. А в крошечную заминку он вместил «и принца крови». Сволочь, но временами очень полезная, правда, обычно ненароком и без намерения принести пользу.

— Благодарю, — с искренней признательностью отвечает полковник.

У Его Величества на долю мгновения дергается уголок рта. Но и все. Клод рассчитал правильно — спорить в присутствии ромеев и толедцев Людовик не будет. Но запомнит.

Пьер садится в свое кресло, по правую руку от короля, изучает диспозицию. В очередной раз одни и те же лица. Слева от короля — де Кантабриа, напротив, на другом конце овального стола маршал Валуа-Ангулем и Чезаре Корво. Узкий круг. С главными коронными чинами, от начальника артиллерии и генерала морских галер до кардинала объясняться потом коннетаблю. Людовик не обсуждает важнейшие дела с большим королевским советом, что у большинства его членов вызывает недоумение и злость, но они еще не привыкли требовать положенного.

Пока… пока они еще помнят, что при предшественниках Людовика этот порядок защищал их самих от королевского гнева. И этим можно пользоваться.

Военный Зал весьма велик, здесь легко помещается полный королевский совет, который за все правление Людовика VIII собирался лишь дважды. Мраморные колонны, бронзовые венки на капителях. На стенах — парадное оружие. В историческом, так сказать, порядке — от древних древностей, сто раз обновленных лучшими оружейниками, до вполне нового. Половина получена королями династии Меровингов в дар. Другая половина сделана мастерами Аурелии. Хотя по виду, усмехается коннетабль, больше ювелирами.

Парадное оружие, со всем его блеском золота, драгоценными камнями, чеканками, гравировками, эмалями, наборами Пьер де ла Валле недолюбливает и красоты подобной не понимает. Его собственные предки обиделись бы на непочтительного потомка, хихикающего над золочеными щитами, рубинами в рукоятях, нагрудниками, выложенными — ну курам же на смех, точнее уж, бойцовым петухам, — жемчугом. А вот древнющая, чуть ли не тысячелетней давности, франциска, которую, слава тебе, Господи, никто не додумался украсить ни золотом, ни серебром, ни камнями, очень коннетаблю по вкусу. Ну очень. Взять бы в руки — да гофмаршала двора прихватит святой… ну, например, Франциск из Ассизи, что близь Перуджи.

— Судя по депешам, полковник, — говорит Его Величество, — город можно поздравить с блестящей победой.

За спиной у Пьера что-то хрустит. Подголовник кресла, в который марселец вцепился рукой. Скрежета зубовного не слыхать, но он подразумевается.

— Ваше Величество, — хрипит полковник, — это неполные сведения. Я ожидал, что вас не сочтут нужным поставить в известность, потому и решил уведомить обо всем сам.

Он ждал. Полковник городской стражи ждал, что королю не сообщат о чем-то таком, из-за чего он рискнул добираться к нам сушей сквозь вражеские хорошо если заставы…

— Я думаю, — говорит король, — лучше всего будет, если вы расскажете нам все, что знаете — и с самого начала.

— С начала… Во-первых, ваш епископ убит. Его разрубили от макушки до грудины. Очень хорошо. До Страшного Суда он не встанет. Сделал это мой младший сын. А должен был сделать я и на четыре дня раньше. Не рискнул. Решил, что обойдется и что не враг же он самому себе. А он враг. Себе. Нам. Вам. Господу Богу. Ему, кстати, в первую очередь.

Кажется, полковник нашел опору и теперь не заснет…

В зале застывает тишина. Вязкая и быстро твердеющая, словно глина под солнцем. Его Величество ничего не понимает, но — выучка покойного двоюродного дядюшки — молча ждет продолжения. С подобием благосклонной улыбки. Де Кантабриа молчит оскорбленно и разгневанно. Клод и Корво — ну, эти не спросят, не потребуют разъяснений, пока не выслушают все.

Зал велик, а прямоугольный стол, стоящий посредине — всего-то шага четыре в длину, пара в ширину, но и за ним пятеро размещаются более чем свободно. И кажутся очень маленькими, незначительными — как голуби на городской площади. Статуи, разряженные в парадные доспехи, полностью согласны с коннетаблем — застыли стражниками, караулят покой горожан; а двое таких доспешных статуй сидят напротив де ла Валле. Не шевелятся.