– Подлинники, – возразил я, – только подлинники, причем, не позже шестидесятого года. – от кого-то я слышал, что очень ценятся иконы, написанные, например, в эпоху Сталина.

– Так вы в связи с Выставкой Русской Иконы?! – дошло, наконец, до просыпающегося директора, – Так-так, замечательно... Вас какие образцы интересуют?

– Вообще-то, лучше всего византийские, ранней работы. Но возможно и наши, отечественные.

– Да вы просто не знаете, сколь широки и прекрасны работы русских и советских авторов! – уверил меня входящий в раж директор издательства, – У нас в коллекции есть бесспорные шедевры, ранее проданные и вывезенные за рубеж.

– Теперь их возвращают на родину? – спросил я, чувствуя, что неосознанно начинаю вникать в происходящее, вспоминая где-то прочитанные статьи, как-то подсмотренные обрывки телеинтервью...

– Вот именно, возвращают, – наверное, кивнул у своего телефона Дмитрий Алексеевич, – И вы можете стать обладателем того, что никто не увидит даже в музее.

– Ах, вот как! – почти промурлыкал я тихим голосом, который немало пугал вахтерш и вообще людей на должностях: они понимали, что за таким тоном обычно следует буря, – Значит, даже в музеях... А вы скажите, все-таки, про цену.

Обладатель приятного баритона не обратил внимания на предупреждение в моем голосе, он говорил взахлеб, явно чувствуя радость от наклевывающейся сделки.

– Там нет общей цены, там все – индивидуальные экземпляры. Вы, если желаете, сможете взглянуть на каталог, только нам надо будет встретиться.

Теперь я узнал все, что мне нужно. А потому мог смело прощаться с Дмитрием Алексеевичем Кораблевым.

– Возможно, мы и встретится с вами, – сказал я, – Но хотелось бы вас предупредить, что Штерн, как и Самсонов, как и заказчив вашего каталога икон в шести экземплярах – то есть, те, кто знали его тайное содержание – уже мертвы. Вы – последний из тех, кто знает это. Советую вам поберечься.

Он потрясенно молчал, когда я отключился.

– Ладно, Приятель, поздравляю, заслужил, – сказал, мягко похлопав его по корпусу. Поздравлять было из-за чего: посредством подсказанного моим электронным помощником разговора я за две минуты узнал несколько важных вещей.

Во-первых, обрисовывалась сама суть происходящего, то, из-за чего устраивали выставку – я снова вспомнил обрывки случайно просмотренных телепередач, от нечего делать прочитанных статей про русские культурные ценности.

В натоящее время во всем мире биржи и рынки, специализирующиеся по торговле антиквариатом, а особенно картинами и им подобными вещами тряслись и испытывали серьезные перемены: десятки тысяч ранее вывезенных за границу произведений российского, русского и советского искусства, общая стоимость которых превосходила, наверное, стоимость московского метрополитена со всем обслуживающим персоналом, возвращалась на родину, потому что у нас находились предприниматели, готовые платить за престижные редкости и художественные ценности больше, чем это могли себе позволить заплатить за них цену, гораздо большую, чем убогие миллионеры зарубежья.

И многие незаконно вывезенные ценности сейчас так же нелегально возвращались к нам в Россию. А иконы, один из основных предметов гордости нашей родины, так же десятками перевозились через таможню, сходились в одном месте в ожидании выставки-продажи, и находили место в злосчастном списке нелегальщины... а значит, и в тайный каталог, заказанный бывшим организатором выставки Гореловым.

Во-вторых, что следовало из пункта первого, если уж предмет преступления определен, как контрабандный ввоз и продажа предметов искусства, значит, этим занялась организованная преступность. И в настоящий момент мертвы все свидетели, располагающие решающей информацией по этому делу, все, кроме меня, Насти, которая косвенно, но все же что-то знала, и Кораблева. Истинные организаторы выставки для меня оставались тайной, в то время, как я для них не представлял загадки. Фигура предпринимателя Кораблева, с энтузиазмом продающего иконы, представлялась мне центральной. Его до сих пор не убили, хотя он был защищен гораздо меньше, скажем, того же Горелова. Почему?

Поразмыслив, одновременно выстукивая на клавишах подробное переложение разговора с директором издательства для Приятеля, я решил, что Кораблев нужен преступникам собственно для организации выставки: ведь Горелов только «заказывал музыку», а заниматься конкретной организацией должен был кто-то другой, не налоговый инспектор же!

Из этого следовали две четкие мысли: «А» – сообщить в таможенный контроль и в милицию, с написанием заявления на имя прокурора области, о незаконно ввезенных в Россию иконах. Обрисовать ситуацию так, чтобы на складах организаторов этой выставки и фирм-поставщиков устроили тотальную проверку по всем направлениям; «Б» – узнать, как организована выставка: какие фирмы занимаются перевозом, какие – складированием, где нахзодится оргкомитет выставки... Неплохо бы связаться с кем-то из пресс-спонсоров и подкинуть ему идею сенсационного журналистского расследования! И для этого нужно срочно связаться с оргкомитетом выставки, связаться под видом представителя Чего-нибудь или Кого-нибудь, а там главное – узнать побольше имен и фактов.

Достучав на клавиатуре практически дословное описание телефонного разговора, я откинулся на спинку кресла, ожидая результатов. На сей раз пентиум щелкал и подвывал достаточно долго. В результате на экране появилась следующая надпись:

Таким образом, машина моя зря электричества не жрала, несмотря на постоянные закидоны типа «поди туда, не знаю куда, съешь то, не знаю, что.»

Но вопрос оставался вопросом. Поэтому, недолго размышляя, я принял решение: важнее всего сейчас было узнать структуру организации выставки; а так как Приятель мог проделать это, играючи взломав коды на чужих машинах, если они там вообще стояли, ткнул в клавишу «1», ожидая долгой паузы, перемежающейся поминутным бурчанием и помигиванием.

Однако, «пятачок» пискнул сразу же, убирая старые и выставляя на экран новые строки: