– А отчего хозяйка этих цветов не переехала в Весенние покои?

– Не знаю. Я слышал, как отец говорил, что отдаст предпочтение тому, «кто оценить сумеет…» (138).

Принц и ранее предполагал, что Адзэти-но дайнагон не прочь породниться с ним, и в полученной сегодня песне нашел тому подтверждение, но сам он помышлял о другой, а потому уклонился от определенного ответа.

На следующее утро, когда юноша уходил из Дворца, принц как бы невзначай произнес:

Надеюсь, что впредь ты не станешь слушать старших, а постараешься сам потихоньку… – добавил он, и мальчик проникся еще большим почтением и нежностью к обитательнице Восточных покоев.

Дочерей Адзэти-но дайнагона он видел довольно часто и привык к ним – «сестры как сестры…», а дочь принца почитал верхом совершенства и мечтал, что ей удастся занять достойное место в мире. Даже глядя на свою старшую сестру, благоденствующую в Весенних покоях, мальчик не столько радовался за нее, сколько досадовал, что ей повезло больше, чем младшей. «Вот если бы судьба соединила ее с принцем Хёбукё!» – думал он, а тут вдруг и подвернулся счастливый случай со сливовой веткой.

Поскольку песню, сложенную принцем, можно было считать ответом, он передал ее отцу.

– Не очень-то обнадеживающий ответ, – недовольно сказал тот. – Разве не забавно, что, сообщаясь с Левым министром или со мной, принц всегда старается казаться образцом благонравия и основательности, очевидно зная, что мы не одобряем его легкомысленных наклонностей? Но вряд ли такая степенность к лицу человеку, которого весь мир знает как неисправимого ветреника.

На этот раз Адзэти-но дайнагон велел передать принцу следующее:

Простите мне мою дерзость…»

Судя по всему, он не шутил.

«Неужели он действительно задумал сговорить меня с ней?» – удивился принц, и сердце его забилось от волнения, хотя, казалось бы…

Несомненно, столь уклончивый ответ огорчил Адзэти-но дайнагона.

Тем временем из Дворца возвратилась госпожа Северных покоев и, рассказывая супругу о том, что нового там произошло, сказала между прочим:

– Наш молодой господин как-то на днях оставался на ночь во Дворце, и, когда утром зашел ко мне проститься, его одежды так чудесно благоухали, что все обратили на это внимание. И представьте себе, наш принц сразу же изволил догадаться, в чем дело… «Он был у принца Хёбукё, – сказал он. – Вот почему он все реже заходит ко мне». Ну не трогательно ли? Может быть, вы написали принцу письмо? Хотя вроде бы не похоже…

Да, так оно и было, – ответил Адзэти-но дайнагон. – У ваших покоев расцвела необычайной красоты слива, а мне ведь хорошо известно, что это любимые цветы принца Хёбукё. Вот я и послал ему ветку. Что касается благовоний, которые употребляет принц, то им истинно нет равных. Даже дамы, которым по роду службы приходится быть у всех на виду, не умеют так окуривать свое платье. Единственный достойный соперник принца – Гэн-тюнагон, но тот таков от рождения, особой склонности к ароматам он не обнаруживает. И за какие заслуги в прошедшей жизни отмечен он этим необыкновенным свойством? Воистину все цветы хороши, но можно ли не восхищаться сливой, которую природа наделила столь редким даром? Видно, все дело в корнях. И недаром принц Хёбукё хвалил нашу сливу. Она в самом деле прекрасна.

Право же, цветы сослужили Адзэти-но дайнагону неплохую службу, позволив заговорить о принце.

Обитательница Восточных покоев уже достигла совершенного возраста и имела возможность ознакомиться с жизнью и приобрести некоторый опыт в мирских делах, однако она по-прежнему не обнаруживала желания связывать себя с кем-то брачными узами.

Людям свойственно тянуться к сильным, очевидно, поэтому они, имея в виду растущее влияние Адзэти-но дайнагона, отдавали предпочтение его родным дочерям, и у тех не было недостатка в самых выгодных предложениях. Жизнь их сводной сестры была более тихой и уединенной. Однако принц Хёбукё, укрепившись в мысли, что только она достойна стать его супругой, всерьез размышлял над тем, каким образом… Приблизив к себе ее младшего брата, он тайком передавал ей письма. Между тем Адзэти-но дайнагон, у которого были совершенно иные намерения, по-прежнему тешил себя надеждой, а пока наблюдал за принцем, готовый откликнуться на его предложение, как только оно будет наконец высказано.

– Разве не жаль, – сетовала госпожа Северных покоев, – что принц, противясь желанию Адзэти-но дайнагона, лишь попусту растрачивает слова, обращая их к той, которая и не помышляет о нем?

Однако принц, которого самолюбие было уязвлено молчанием девушки, судя по всему, не собирался идти на уступки.

«Стоит ли упорствовать? – думала иногда супруга Адзэти-но дайнагона. – Принца ждет блестящее будущее, лучшего зятя и желать невозможно».

Вместе с тем принц был слишком непостоянен в своих привязанностях, тайные узы связывали его со многими столичными домами. Поговаривали, что он не на шутку увлечен дочерью Восьмого принца и часто наведывается к ней… [135] Разве можно было на него полагаться? Немудрено, что сама девушка и мысли не допускала… Только мать время от времени тайком отвечала ему, полагая, что столь важная особа вправе рассчитывать хотя бы на простую учтивость.