То-дзидзю находился поблизости, потому как ему была поручена роль судьи.

– Подумать только, сколь безграничным доверием пользуется То-дзидзю, – позавидовали братья, которым случилось как раз зайти в покои. – Ему даже разрешили быть судьей в «го».

Приосанившись, они устроились рядом, и прислуживающие в покоях дамы поспешили принять приличные случаю позы.

– Я целыми днями занят во Дворце, а он тем временем старается добиться успеха здесь, – посетовал Тюдзё.

– А уж у меня-то и вовсе не остается досуга для того, чтобы бывать дома, – пожаловался Бэн, – но неужели только поэтому мною можно столь явно пренебрегать?

Сестры прекратили игру и сидели, смущенно потупившись. Они были истинно прекрасны в тот миг!

– Когда я прислуживаю во Дворце, – сказал Тюдзё, и слезы заблестели у него на глазах, – я часто вспоминаю отца и печалюсь, что нет его больше с нами.

Тюдзё исполнилось уже двадцать семь или двадцать восемь лет. Это был достойный молодой человек, преисполненный решимости сделать все от него зависящее, дабы сестры его заняли в мире то положение, которого желал для них отец.

Между тем девушки попросили одну из дам сорвать ветку с самой красивой вишни и с восторгом на нее глядели.

– Право, может ли что-нибудь быть прекраснее…

– В детстве вы все время спорили между собой, – сказал Тюдзё. – «Это моя вишня; нет, моя!» Отец говорил, что вишня принадлежит старшей, а матушка – что младшей. Помню, как я обижался, хотя, конечно, старался не плакать.

– Теперь это совсем уже старое дерево. Глядя на него, вспоминаешь, что и тобой немало лет пройдено. Многие люди уже ушли из мира, и трудно примириться с тем, что их нет с нами.

Смеясь и плача, юноши беседовали о прошлом, наслаждаясь столь редкими в эту пору часами отдохновения.

Связав себя узами супружества, они нечасто бывали в родном доме, но сегодня цветы были так прекрасны…

Найси-но ками казалась совсем молодой, трудно было поверить, что у нее такие взрослые дети. Красота ее словно только теперь достигла расцвета.

Немудрено, что государь Рэйдзэй не мог забыть ее и только искал предлога… Потому-то он так и настаивал, чтобы ему отдали ее дочь. Однако сыновья Найси-но ками весьма неодобрительно отнеслись к его искательству.

– Положение государя Рэйдзэй слишком незначительно, – говорили они. – Люди привыкли считаться лишь с теми, кто в силе.

– Достоинства Государя не вызывают сомнений, даже теперь мало кто может сравниться с ним, но, увы, пора его расцвета давно миновала.

– Да, все хорошо в свое время: звуки музыки, краски цветов, пение птиц. А что вы скажете о принце Весенних покоев?

– Ах, не знаю… – вздохнула Найси-но ками. – Дочь Правого министра целиком завладела его помыслами, вряд ли она потерпит соперниц. Боюсь, что всякой женщине, поступившей на службу в Весенние покои, предстоит стать предметом насмешек и оскорблений. О, когда бы был жив ваш отец! Уж он-то сумел бы обеспечить если не будущее – оно покрыто мраком, – то по крайней мере настоящее своих дочерей.

Скоро Тюдзё и прочие ушли, а девушки возобновили игру в «го». Играли они на ту самую вишню, которая издавна была предметом их споров.

– Вишня будет принадлежать тому, кто выиграет хотя бы два раза из трех, – шутили они.

Быстро темнело, и девушки перешли поближе к галерее. Дамы, подняв занавеси, внимательно следили за игрой, каждая молилась втайне, чтобы победа досталась ее госпоже.

Случилось так, что именно в тот вечер к То-дзидзю зашел Куродо-но Сёсё. Не застав юношу, который уехал со старшими братьями, и заметив, что в доме безлюдно и тихо, он украдкой приблизился к открытой двери галереи и заглянул внутрь. Сердце его радостно забилось. «Какая удача! Мне повезло не меньше, чем человеку, сподобившемуся присутствовать при явлении Будды», – подумал он. Поразительное легкомыслие!

Вечерний туман скрывал очертания предметов, но внимательный взгляд Куродо-но сёсё без труда отыскал ту, к которой стремилось его сердце. Облаченная в платье цвета «вишня» девушка была так хороша, что и в самом деле могла послужить напоминанием об упавших с веток цветах… (383). Но, увы, она была предназначена другому…

Рядом сидели молодые прислужницы, казавшиеся особенно привлекательными в лучах вечернего солнца.

Выиграла младшая сестра, сидевшая справа.

– Отчего же вы не приветствуете победительницу корейской здравицей? [141] – воскликнул кто-то из дам.

– Это дерево давно склонялось к правой стороне, не зря оно выросло так близко от западных покоев, – говорили прислужницы младшей сестры, радуясь за свою госпожу.

– А его предназначили левой, вот и стало оно предметом раздоров.

– Так, именно с этого все и началось…

Куродо-но сёсё, не совсем понимая, что происходит, с любопытством прислушивался. Ему очень хотелось вставить словечко, но он не смел, дамы ведь и представить себе не могли, что кто-то их видит. Он ушел, но снова и снова приходил в дом Найси-но ками, надеясь, что когда-нибудь…