Слабость капитана объяснялась болезнью: вид у Данилыча был все еще неважный. Я почувствовал, что нужно вернуться, и постарался внести это предложение максимально твердым голосом. Никто не возразил. Саша тут же повернул руль. Мы быстро проделали обратный путь по ветру и вскоре бесславно стояли у того же причала, под сенью той же зловещей горы Митридат. На задержанной «Комете» ехидно засмеялся вахтенный.

День был изломан и на две трети выжит. Потянулась цепочка мелких неудач: Даня из-за какой-то ерунды снова «поцапался с батей». Сергей хотел позвонить в Одессу, но пришел ни с чем. Я безуспешно ловил бычков, у Саши впервые пригорел ужин… Мы молча поели и сразу улеглись.

После заката ветер еще усилился. Я лежал в темноте на крыше каюты и думал о том, что путешествие — любое путешествие — похоже на пьесу. Ты и автор, и актер на первых ролях, и зритель. Природа и история местности — тема, сырой материал; погода, пограничники, некстати подвернувшаяся мель создают канву, внешние коллизии; но от тебя и твоих спутников зависит, приобретет ли действие связность — или рассыплется. Черт бы побрал нашу нудную, несценичную, неталантливую ссору; и черт бы побрал уважаемого шкипера! Сегодня он погрешил против драматургии. Конец пути по Черному морю требовал отдыха, паузы, антракта.

А то актеры уже начали в ролях путаться. Прежние отношения развалились, зато как трогательно спелся «Сережик» с «Данечкой»! Плевать… тут мне стало жарко, я расстегнул спальник. Плевать. Мне теперь зато Саша остался. Интересный человек.

В пьесе похода матрос Нестеренко, разумеется, герой-любовник: Данины намеки на подходе к ложному Меганому эту мою догадку окончательно подтвердили. Остальное — письмо, телеграмма, причины бегства от любимой на яхте, роль Дани — пока неясно. Правда, мысленно я уже создал несколько гипотетических конструкций Сашиной истории, но… Но.

Версия реалистическая: Саша влюблен в нее, она же его, педанта, на дух не переносит. Однако держит на поводке — жди письма, жди телеграммы, может быть, я тебя вызову. Даня безуспешно пытается открыть другу глаза, злится, ссорится… Возможен романтизированный вариант: они любят друг друга, но родители против. Она пишет: «Кажется, маму (!) удастся уломать. Жди телеграммы». Даня, близко с мамой знакомый, понимает всю безнадежность этих надежд, злится, ссорится… Наконец, в натуралистической версии я предусмотрел и такую возможность: Саша сбежал от опостылевшей девицы на яхте, а она ему пишет: «Дорогой! у нас, кажется, будет ребенок!» И Саша, как порядочный человек… А Даня?..

Неубедительно как-то. Несовременно. Оба матроса — молодые ребята, в дни мира любившие, тайком от Данилыча, подключать к аккумулятору магнитофон. И по очереди слушали через наушники «хард-рок», хотя шкипер утверждал, что аккумулятор от этого садится… Простой факт, который как-то не совмещается с моими вариантами. И потом, ни одна из версий не отвечает на вопрос: что же Саша надеется приобрести, участвуя в походе на яхте? Хотя бы в связи со своей любовной историей?

В сущности, только это меня и интересует, отсюда и любопытство. Пойму его — тогда, может, и себя?

Наибольшие надежды я возлагал на версию психологическую.

Имеется любовный треугольник. Веселая разбитная студентка, однокурсница Дани и Саши, тянется к мастеру по парусам, который погулять с ней не прочь, но и только. Перед безнадежно втюрившимся Сашей Дане неловко, но и смешно. Высоко моральный матрос Нестеренко воспринимает все излишне серьезно, он даже просит взять его в поход, чтобы Даня не считал, будто он в претензии к победителю: дай вам бог счастья, я прежде всего ваш друг… Ситуация взывает к розыгрышу; перед отъездом Даня договаривается с девицей о ложном письме с ложным мотивом перевлюбления в Сашу, ложным обещанием вызова телеграммой… Вопреки ожиданиям, твердолобо-моральный Саша всем делится с Даней, и содержанием письма тоже. Даня раскаивается, злится, даже пытается раскрыть механизм розыгрыша. Саша не верит, ибо верит ей. Они ссорятся. Все.

Все сходится. А нелегко, оказывается, придумывать пьесы!

Лежа на ветру в спальнике, я начал припоминать события первого акта нашего путешествия. Да, в отношении Дани — Саши все сходится; логично, сказал бы Сергей… Ладно, бог с ним, с Сергеем. Хотя все же обидно, даже поделиться не с кем. И дневник запущен. Между прочим, вдруг подумал я, размолвка началась с того момента… именно в тот момент, когда мы решили, будто обогнали «Мечту»!

Вот чья роль действительно непонятна! Гулящий катамаран возник где-то за кулисами, немного попортил кровь действующим лицам — и исчез. Но исчез ли? Может быть, ему еще суждено выплыть на сцену? Где гарантия, что на траверзе Карадага мы обогнали именно «Мечту» или именно ту самую, нашу «Мечту»? У яхт это имя так же распространено, как фамилия Иванов — русских или у греков — Попандопуло. Пошленькое название, злорадно подумал я; впредь буду называть «Мечту» катамараном «Попандопуло»… Тут я задремал, и приснился мне усатый катамаран под рыжим стакселем и в фуражке с крабом.

Сон оказался вещим: наутро сведения о «Попандопуло» не заставили себя ждать. Их сообщил дед, стороживший причал.

Это был уже третий страж керченской стоянки. Когда яхта зашла в порт, нас встретил дед номер один. Суетливый добряк, он называл нас «хлопцами» и «сынками». Во что бы то ни стало он хотел оформить стоянку яхты на законных основаниях: звонил диспетчеру порта, хлопотал. Диспетчер неизменно отвечал, что яхты его не интересуют — где стали, там пусть и стоят. Первый дед нам порядком надоедал.