— Нет уж, — не согласился Саша. Борьба великодуший сползала на уровень кухонной свары. Высокие договаривающиеся стороны, друг с другом не общаясь, апеллировали к Данилычу. Переработать и недоспать — само по себе все это не страшно, но чтобы этим воспользовались другие! Не нужно делать из меня дурака!.. Уже начались, ни к селу ни к городу, воспоминания о том, кто стоял на руле последние два часа, уже аристократически побледнел Саша и Сергей втянул воздух — чшшш? — начиная закипать, когда Данилыч не выдержал:

— Противно на вас смотреть, вот оно! Сам всю ночь простою. Вы мне не нужны!

Команда опомнилась. Решено было тянуть жребий, и короткая спичка, означавшая «собаку», досталась нам с Сашей. Раздор затих. Данилыч прилег, а мы четверо тихо перекурили на палубе.

Было около половины одиннадцатого. Сизо-багровый закат догорел, луна еще не всходила. Мягкая мгла ночи была вся пронизана разноцветными, точечными, ничего не освещавшими огоньками. Небо, исколотое булавками звезд, стекало вниз и продолжалось в густой тьме воды.

За кормой, построившись в длинную очередь, светил первой величины, мигали буи Керчь-Еникальского канала. В стороне проплывали ходовые огни судов, следующих рекомендованным курсом № 30. Теплым, домашним, печным светом при каждой затяжке разгорались и опять меркли угольки папирос. Все-таки ночь многое меняет.

— И ше мы делим? — неожиданно спросил Даня. Ему никто не ответил.

— Жаль, что домой скоро… — Это был голос Саши.

— Ну ты же телеграммы пока не получил.

— Все равно придется. Неспокойно… — Саша помолчал. — А хорошо бы под конец — приключение! Очень уж гладко идем.

— Что значит «приключение»? Переворот оверкиль?

— Это скорее досадное недоразумение! — Саша засмеялся. — Подул бы ветер — чтоб закладывало хорошенько, брызги, волна в борт била — чтоб нервы, короче, пощекотать!.. Вот каких приключений я жду от Азовского моря, — после паузы резюмировал он своим обычным, суховатым тоном.

Да он скрытый романтик, подумал я, как же с моими версиями?! Сергей лениво сказал, что ждет от Азовского моря более мирных приключений — например, рыбацких.

Вскоре разговор затих; ничего он не изменил, ночные пары — Саша со мной, Сергей с Даней — были определены, и диспозиция корректировке не подлежала. Мы с Сашей докурили и улеглись, оба в носовом кубрике. Грохот мотора доходил сюда ослабленным, я быстро заснул.

Из лоции Азовского моря.

С мая по сентябрь гидрометеорологические условия для плавания судов в Азовском море благоприятны. Погода обычно тихая, ясная. Циклоническая деятельность ослаблена, штормы наблюдаются редко…

Немолодой, но крепкий палач поднял меня — и с размаху бросил на бетонный пол. Глаза резал беспощадный мертвый свет камеры пыток.

— Где страховочный пояс?! — завизжал человек с глумливым лицом садиста.

Стиснув зубы, я молчал. Было очень больно. Сознание уходило, я куда-то проваливался и снова толчком выныривал. Садист ухмыльнулся, заплечных дел мастер зачерпнул воды из стоявшей почему-то здесь же, в пыточной, эмалированной ванны и с криком «пристегнись!» выплеснул мне в лицо…

Я проснулся. Сквозь дыру люка лились лунный свет и морская вода. Натужно ревел мотор, какой-то свист и клокотанье перекрывали глухие шипящие удары. Перед каждым ударом меня приподнимало над койкой, швыряло вниз, а сверху каскадом изливалась очередная порция пронизанной мертвым светом воды.

С трудом ориентируясь в запрокинутой тьме, я наспех оделся и полез вон из этого миксера. На краю люка сидел Саня; он курил, явно наслаждаясь происходящим.

— Чего встал! Еще только час ночи!

Не отвечая, я вылез на палубу. В лицо с правого борта бил горячий, плотный ветер. Накренившись, яхта шла под гротом и штормовым кливером. Мотор работал на полных оборотах.

— Пристегнись! — закричал с задней банки Данилыч. — Где пояс?

Я сполз вниз. Сергей — почему-то вместо того, что-бы нести вахту с Даней, он лежал на своем обычном месте, — Сергей сонно спросил, что случилось.

— Все нормально, — не очень уверенно сказал я, — но если хочешь встать, надень штормовой пояс.

— А где он? — страдающе спросили из темноты. Я неопределенно ткнул пальцем в направлении парусного отсека, повалился на край койки, куда брызги не доставали, и снова заснул.

Но ненадолго. Меня опять пытали, били огромной шахматной доской. С криком разлепив глаза, я обнаружил, что ноги придавлены. Периодически на колени и гораздо выше хлопались все новые шахматные доски. В темноте рядом возились и пыхтели.

— Баклаша! — прорезал ночь голос Сергея. — Баклаша, я переложу к тебе книги. На меня полка упала.

— Хорошо, — кротко сказал я, — только кидай в нижнюю часть ног… в нижнюю!!!

— Постараюсь… понимаешь, я сплю, а они падают!

— Очень хорошо понимаю, — отозвался я. Ни одного из нас не удивил следующий факт: мы друг с другом снова разговаривали, впервые за последние трое суток!.. Заснуть же под судовой библиотекой не удавалось. Мы в буквальном смысле были обременены знаниями, и знания эти не лежали мертвым грузом: они скакали по нашим телам, заключенные в тома с твердым переплетом. Окончательно пробудившись, полезли наверх.