–  Закрой дверь, - тихо произнесла она.

Быстрыми, привычными движениями она надела платье.

–  Подойди ко мне, - попросила она.

Андрей послушно приблизился к ней, все еще не преодолев оглушившего его волнения, и, не в силах отвести от нее глаз, молча стоял: ему казалось, что сейчас его свалит головокружение. Люда улыбнулась, как улыбается красивая женщина, зная, что ее разглядывает мужчина, что она поражает этого мужчину и что ей самой очень приятно быть такой. Она улыбалась, словно говорила: «Видишь, какая я, а ты этого не замечал, и теперь сам растерялся, а я ведь существую для тебя, и поэтому я такая…»

–  Ну что за колдовство!
– прошептал Андрей, прижимая к себе Людмилу.
– Я словно во сне и боюсь проснуться…

–  Застегни, пожалуйста, на спине пуговичку.
– Женщина тихо и счастливо смеялась.

Потом стала расчесывать волосы, водя гребнем по ним множество раз, пока они не начали сиять. Затем взяла поясок и набросила на бедра. Это так подчеркнуло талию, что Оленич только удивлялся: откуда она знает все эти тонкости? Это же целое искусство! И чтобы достичь такого эффекта, нужно быть мастером!

–  Включи люстру, - попросила она, хотя возле трюмо довольно ярко светил торшер.

Андрей подошел к выключателю, включил свет и обернулся. Белое платье плотно облегало фигуру, темные волосы переливались мельчайшими искрами, как разноцветными микроскопическими блестками. На шее сверкала золотая цепочка, а прицепленный к ней камешек переливался, играя гранями на ярком свету. И Андрей не мог понять, что это за камешек, какого он цвета. Где-то в глубине его, как будто внутри, сиял яркий луч, как сгусток ослепительного света, и был этот сгусток то ли фиолетового, то ли темно-синего, замешанного на золоте огня. Андрей заглянул в глаза Люде и увидел в них тоже таинственный темно-фиолетовый отблеск драгоценного камешка. Какой крохотный кристаллик, а как сверкает! И идет свет из его таинственной глубины. Отступив от Люды, Оленич снова взглянул на камень, покоящийся в вырезе платья и смугло-матовой коже - он уже излучал торжественный голубой свет.

–  Как я тебе?
– кокетливо спросила Люда.

–  Нет слов… Представляешь, я даже оглох, ослеп, отупел от твоей красоты.

–  Не дури, Андрей, - спокойно сказала она.
– Это на тебя не похоже.

И вдруг начала снимать белое платье.

–  Зачем?…

–  Я надевала специально для тебя. Хотела тебе показаться и потом снять. Только для тебя.

Какая- то дикая, неосознанная сила взъярилась в нем: неожиданно для самого себя он поднял Люду на руки…

–  Что ты, что ты! Андрюша… Тебе нельзя поднимать…

Но сквозь звон в ушах он лишь услышал, как полураскрытые губы шепнули:

–  Свет…

И ее рука потянулась к выключателю…

…Рядом с трюмо спокойно светил торшер.

Людмила молча и торопливо надевала вечернее черное платье, которое тоже шло ей, но которое украло ее юность. Если в белом она была похожа на светлую и невинную невесту, то в черном - на женщину, хоть и молодую, но все же на женщину. Привела в порядок волосы, чуть припудрила щеки, подкрасила губы.

–  Можешь меня вести и представлять своему другу.

Людмила подошла к нему и кокетливо подала руку:

–  Но ты, как мой кавалер, обязан привести меня сюда после вечера. Договорились? Стыдно мне будет уходить одной.

–  Согласен!
– ответил Андрей и подставил ей локоть.

Они уже стояли на площадке второго этажа, когда внизу, в гостиной, раздался шум, послышались звонкие Девичьи голоса, восторженные мужские восклицания. Это появились девушки - Мирослава, Витина подружка, и Галина.

–  Давай немного подождем, - промолвила тихо Людмила.

И он понял, что заговорило ее тщеславие: она не хочет являться незаметно, а появиться так, чтобы привлечь внимание. А пока все были заняты юными студентками, внимательно осматривала Андрея: поправила ему китель - сзади он топорщился, вытащила откуда-то свой душистый платочек и вытерла ему лоб от капелек пота и наконец легонько прикоснулась губами к его щеке, стараясь не испачкать губной помадой.

–  Что ты со мной вытворяешь сегодня?
– спросил он.

–  А когда же мне проявить свою нежность? Вчера было рано, завтра будет поздно. Тем более, что ты только вчера полностью освободился от давних клятв и обязанностей. Значит, я вправе рассчитывать на твое внимание ко мне. Согласен?

–  Возражений нет.

–  Ну, пошли.

–  Я пойду вперед. Подготовлю общественное мнение.

Только Оленич вошел в гостиную, как его заметил Криницкий и сразу же подошел:

–  Почему один? Повздорили? Или она закапризничала?

–  Да нет, все в порядке. Сейчас она спустится.

К Оленичу подбежали девушки, затараторили, перебивая друг друга.

–  Неужели вы и вправду уезжаете?
– спросила Мирослава.

–  Нам с вами всегда было интересно!
– призналась Галя.
– Никто так нам не рассказывал о войне, как вы. О пулеметных тачанках, о конях…