Шрифт:
– Как не порадеть родному человечку, - прокомментировал Олег.
– Вот именно… Ну, а Царьков начал с того, что назвал сумму, в которую мне строительство обойдется. Я ему на это сказал, что за такие деньги я свой заводик рядом с Кремлем поставить могу… А он мне: дело ваше, а нам, дескать, резону нет в пришлых людях. Мы, мол, и свои производства строим неплохие. Нам, мол, и вашего диверсанта из «Объектива» хватает. А давайте, говорит, вы мне заплатите гора-аздо меньше, только в придачу газету эту вернете. На что я ему ответил, что его строительная компания не одна во Вселенной. Ну, и разошлись на том…
– А я тогда думал, что ты на меня за что-то обиделся, такой ты злющий уезжал. И все-таки ты телегу впереди лошади ставишь. Царьков тебя так встретил потому, что как раз тогда Сашкины публикации про его дела с переселением людей из нормальных домов в ветхое жилье прошли.
– Лицо Павла выразило нечто, что Олег истолковал как замешательство.
– Ты не знаешь? Ну никакого у тебя интереса к моей газете…
– Ты чо! 3 глузду зъихав, чи шо? Это как - нет интересу?!
– возмутился Павел.
– Я каждый номер читаю! И помню, что Царьков наобещал тем людям квартиры вскорости, а потом оказалось, что им ждать лет семь придется. Не интересуюсь, тля зеленая…
– Тихо, тихо!… Прости, ради бога!
– Олег, смеясь, поднял руки. Павел несколько секунд смотрел на Олега сердитыми глазами, потом махнул на него рукой:
– Да ну тебя! Расстроил прямо!…
Он еще несколько минут не мог успокоиться, все приговаривал:
– Не читаю я его!… Ишь ты!… Не читаю!…
Наконец Олег не выдержал:
– Да брось ты! Лучше открой тайну: откуда у Фельдмана взялись эти записи?
– А-а, ему какая-то журналистка этот диск принесла.
– Журналистка? А почему сама…
Павел всем телом развернулся к Олегу и посмотрел на него с насмешкой:
– Ты, москвич, всех по себе не мерил бы… Она убитая горем тогда была. Ее сын умер в двадцать один год. От наркотиков. А до этого она с ним намучилась - ого-го! У вас же эти наркотики… ну, не знаю! Там ведь, на видео этом, про наркотики?
– Нет, там про Басаева и «Онтель-банк». А, точно, и порошок там дама одна оптом отпускает…
– Ну, а я чо говорю?!.
Павел замолчал, хмуро глядя в окно машины. А Олега мучили сомнения: ну, хорошо, сдадут они документы в Генеральную прокуратуру. Но это еще не факт, что делу дадут ход…
– Да, Паш, я же тебе не сказал: тут еще капитан Васильев, мой… знакомый, диск с компроматом на Царькова везет. Должен скоро подъехать, Я его тоже к твоим направлю, ничего?
– Москвич, о чем речь? Звони, расскажи, как ехать…
Тем временем машина, проехав насквозь небольшой подмосковный городок, стала в длинную очередь автомобилей у закрытого переезда. И тут Олег увидел, что рядом торгуют елками.
– Пашка, а ведь совсем скоро Новый год! А я и забыл… Нет, завтра же домой!
Когда в двенадцатом часу ночи Олег дозвонился Васильеву, тот был уже недалеко от бывшего военного городка, где жили родители Павла. Не прошло и часа, как его машина припарковалась под окнами их дома.
Выглядел капитан так, что Павел подумал: «Пациент скорее мертв, чем жив», - и пошел принести свежее полотенце, а Олег усадил гостя за стол, налил тарелку наваристого борща - не зря Алина Викторовна, мать Павла, прожила в украинском городе Николаеве тринадцать лет, борщи у нее были отменные!
– подвинул хлеб, сало, колбасу, сыр… Но капитан ел лениво, еле шевеля ложкой.
– Что, дорога трудная?
– сочувственно спросил Олег.
Капитан медленно, преодолевая тяжесть век, поднял на него глаза, вяло махнул рукой:
– Потом… подробно.
После душа только спросил хрипло: «Куда мне?» - и, как робот передвигая ноги, побрел за Павлом. Через минуту из комнаты, где Стечкин уложил Васильева, уже слышался мощный храп.
– Почему я не верю, что он так устал в дороге?
– озабоченно спросил Олег, когда они с Павлом уселись на кухне, чтобы спокойно покурить за разговором.
– Ну, я твоего капитана впервые вижу, может, он всегда такой…
– Нет, Паш, он парень энергичный, и нагрузки у него не абы какие… Что-то там случилось - и именно сегодня! Что-то большое и трудное…
– Да все в порядке с твоей семьей, не волнуйся ты, Олег Дмитриевич! Ну, честное ментовское! Вот те крест!
– Васильев перекрестился.
Он все утро всячески как мог избегал разговора с Олегом. Потом Павел с охранниками отбыл в прокуратуру, перед этим простился с ними: у него какие-то важные дела в Москве намечались.