Шрифт:
– А по Барри я как соскучилась!
– сказала Света.
– Врешь ты все. И собаки у тебя нету этой… серебрена, - опять влезла Ленка.
– Не серебран, а сенбернар, - поправила Света.
– Все равно врешь, целый день с утра до вечера рассказываешь, рассказываешь.
– А я не тебе рассказываю.
– А ты не ври. Врунья ты, вот кто. Барри какого-то выдумала.
Я все хотел повернуться и сказать, что Барри есть и Света не выдумывает ничего, но молчал, потому что они спорили сзади меня и это был не мой разговор.
– Коля знает, он подтвердит, - вдруг проговорила сама Света.
– Правда же, Коля?
– Правда, - сказал я.
– Есть Барри. Вот такая огромная собака, сенбернар. Собаке из этой породы даже памятник во Франции поставили, в Париже.
– А ты-то откуда знаешь?
– спросила Ленка.
– Ты ей слуга, что ли, - все за ней повторять.
– Мы рядом живем, поняла?
– ответила Света.
– А Барри еще на вокзале был, провожал меня, вместе с папой.
– И не рядом. Если бы рядом - вы бы в одной школе учились, а так - в разных. Я все слышала, как вы про свои школы говорили.
– Не рядом, а близко, - поправил я.
– Меня Барри даже из озера вытащил. Я чуть не утонул, а он - вытащил.
И хоть все было тогда по-другому - Барри, наоборот, меня толкнул в озеро, - но Ленка сразу поверила и перестала спорить.
В этот день наш первый отряд был в походе, и мы играли в футбол против старших ребят из чужого лагеря. Но мы держались крепко.
Я был в защите.
Они думали, что будут бегать быстрее нас и наколотят нам голов.
Но у нас на воротах стоял Евдокимов. Он ловил любой мяч, кувыркался, взлетал, падал, и счет оставался 0:0. Мы тоже гонялись изо всех сил, хорошо еще - солнце светило в глаза не нам, а команде чужого лагеря. Во втором тайме мы поменялись воротами, но солнце было уже сбоку.
Под конец мы здорово устали, и вражеская команда тоже устала.
Но тут Корнилов крикнул нам:
– Вперед! Идет последняя минута, вколотим дылдам гол!
И мы повели мяч. Мы бросились в атаку все, оставалась последняя минута. Мы были уже у вражеских ворот и уже ударили по воротам. Но мяч отлетел от штанги, и чужая команда перебросила его на нашу половину поля.
Я бросился изо всех сил к мячу. И так получилось, что мяч прикатился прямо ко мне. Я держал мяч, но меня окружали только враги, они плотно обступили меня. И я решил отдать мяч Евдокимову. Я ударил по мячу так, чтобы перебросить его через головы врагов. Но мяч полетел неожиданно совсем в другую сторону, не туда, где стоял Евдокимов в боевой готовности. Я еще надеялся, что мяч от штанги отскочит. Но он пролетел мимо Евдокимова и влетел в наши собственные ворота. И сразу судья просигналил о конце игры.
– Гол! Гол!
– закричали наши враги.
Они хлопали в ладоши и обнимали друг друга.
– Не считается, - пробовал спорить наш капитан Корнилов.
– Мяч полетел в ворота, когда игра уже кончилась!
Но его никто не слушал, даже наши болельщики. Так получилось, что в последнюю секунду матча я забил гол своей родной команде.
Я шел опустив голову и ни с кем не хотел разговаривать.
– Ему бы только по столбам лазать, - сказали сзади меня.
– Обезьяна. У него, наверно, хвост растет.
– Ты, обезьяна!
– крикнули мне.
– Ты что, ослеп, когда по своим воротам бил?
И тут вдруг за меня заступился Корнилов.
– А сам-то ты - всю игру ходил как инвалид, - сказал он.
– Кольку будешь дразнить - во тебе будет.
А мне стыдно было даже идти вместе со всеми.
Три человека из нашего отряда играли в ножички. Я к ним подошел, чтобы они меня тоже приняли. Но один сказал:
– Ты иди, для чужой команды голы забивай.
– А чего он?
– спросил другой.
– Он гол забил в наши ворота.
Но я уже не слушал их разговор, а пошел в лес. В лесу я наткнулся на Евдокимова. Он тоже ходил один среди деревьев.
– Ты?
– спросил он и как будто испугался.
– Я так, хожу просто, - сказал я.
Евдокимов вдруг плюнул, и слюна оказалась красной.
– Видал?
– спросил он.
– Кровь?
– Кровь. Ничего, я ему тоже нос разбил. Из первого отряда, такой длинный, его в поход не взяли, он и ходит.