Она пальто не снимала, только подошла к двери в ванную.

–  Сейчас я выйду, - отозвался Федор Матвеевич.

–  А чем заболел?
– спросил я.

–  Не знаю. Папа в Тюмени, а мама поехала на дачу, меня одну оставила.

–  Нос у него горячий?
– спросил Федор Матвеевич все еще из ванной.

–  Очень горячий. И он не ест, лежит на подстилке и на улицу не хочет.

–  Понимаешь, в птичьих болезнях я кое-что знаю, а собачьи - не очень. Сейчас я позвоню другу.

Федор Матвеевич вышел из ванной и сразу встал у телефона.

–  Знаю, что они чумой болеют, а какие признаки у этой чумы - дело для меня темное. А может, он просто поел что-нибудь на улице.

–  Он на улице никогда не ест, ему Светин отец запрещает. Это называется «отказ от корма», - сказал я.

–  Ну конечно, он ведь - служебная собака, - поправился Федор Матвеевич.

–  Может, «скорую помощь» вызвать, для животных? Папа оставлял телефон, только я не знаю, куда он делся.

–  Сейчас все сделаем. Сначала позвоним другу - если он свободен, то можно не переживать. Он у меня тоже птичник, а сам работает ветеринарным доктором. Только бы застать его дома.

Федор Матвеевич набрал номер и сразу обрадовался:

–  Застал!… Игорь, - начал говорить он другу, - Игорек, у тебя мотоцикл на ходу?… Ну, слава богу. Игорек, подъедь ко мне, Пожалуйста, у нас тут у друзей заболела собака… Да нет, не у меня, откуда у меня собака, у друзей, я говорю.
– Он послушал, что ему говорил товарищ.
– Редкой породы, сенбернарыч… И девочка дома одна, плачет.

Я посмотрел на Свету - она и в самом деле собиралась плакать.

–  Ну, спасибо. Сейчас мы тебя встретим… Едет, - сказал Федор Матвеевич и положил трубку, - минут через двадцать пять встретим.

Мы оделись, оставили маме записку, где мы, и вышли на улицу.

Мимо проезжали разные машины, но мотоцикл не показывался.

–  Он с коляской, - сказал Федор Матвеевич, - его сразу узнаешь.

Потом из- за поворота вывернул мотоцикл, с огромной скоростью понесся к нам и около нас громко затормозил.

–  Ну ты и носишься, смотреть страшно, - сказал Федор Матвеевич пожилому человеку в мотоциклетном шлеме.

–  Сам просил торопиться, - ответил человек.

Он снял шлем, вынул из коляски чемоданчик и спросил, как настоящий врач:

–  Где больной?

Мы пошли к Светкиному дому.

Света открывала дверь, а Барри молчал, хотя раньше всегда встречал своим зычным басом.

Доктор снял куртку, вытер лицо и руки большим носовым платком, прошел в комнату к Барри, нагнулся над ним, а тот лежал и равнодушно смотрел куда-то в сторону.

–  Баричек, Барри, - заговорила Света.

Доктор осторожно протянул руку, погладил. Потом провел рукой против шерсти. Потом сказал Свете:

–  Девочка, поднимите собаку, пусть он пройдется. Света сказала:

–  Стоять!

Барри приподнялся, а потом снова лег.

–  Позовите его из кухни, а я посмотрю, как он ходит.

Света ушла в кухню и позвала Барри оттуда.

Барри медленно пошел к ней, не обращая на нас внимания.

Там он попил воды и вернулся назад.

–  Чумка, - сказал доктор, - кожная форма. Сегодня ты его не чесала?

–  Нет, - ответила Света.

–  Если бы чесала, уже утром заметила бы. Видишь, какое воспаление на коже.
– Он снова провел рукой против шерсти.
– Главное, чтобы не перешла в нервную форму. Большие собаки плохо ее переносят, чаще приходится усыплять.
– Он посмотрел на Барри из коридора.
– А жаль будет, хороший пес. Играл с какой-нибудь собакой на днях?

–  Играл в воскресенье, с уличной какой-то.

–  Вот и заразился. Ни в коем случае с уличными собаками не играйте.

Доктор вынул из чемодана маленькую пластмассовую коробочку.

–  Я выпишу рецепт. Будете делать уколы четыре раза в день, лекарства купите в обычной аптеке. Сейчас я сделаю первый укол, а вы учитесь. Где у вас можно прокипятить шприц?

Света достала большую миску, туда положили настоящий шприц, две иглы, и мы стали ждать, когда закипит вода.

Потом доктор вымыл руки, собрал шприц, достал ампулу с жидкостью, сломал у нее горлышко, набрал жидкость в шприц, иглой шприца проткнул дырку в металлической пробке маленькой бутылочки, где был на дне порошок, и перелил туда жидкость. Порошок растворился, доктор набрал все назад в шприц, сменил иглу и стал делать укол Барри так же, как делают людям. Протер ваткой, смоченной в спирте, место на коже у задней ноги, воткнул иглу.

Барри даже не зарычал.

–  Уж больно ты волосатый, - говорил ему доктор, выдавливая всю жидкость из шприца под кожу Барри.
– Ничего, у меня рука легкая… Я вам все это оборудование оставлю, только не разбейте. Дня три придется поколоть. В шесть утра, в двенадцать дня, в шесть вечера и в двенадцать ночи.

–  В двенадцать дня как же мы сможем?
– сказал Федор Матвеевич.
– Сейчас конец месяца, меня с работы не отпустят. В другие часы - я могу.

–  Завтра среда?
– спросил доктор.
– Ладно, у меня следующие три дня вечерний прием, уколю вашего пса сам. Жалко, уж очень славный пес.