– Да, только копать сегодня не буду, машина сдохла. К Бурлаку идите, - буркнул мужичонка, не оборачиваясь.

– Бурлак уже ничего не выкопает - убили его, - просветил кладбищенского работника Мазуров.

Тот, чуть покачнувшись, обернулся, и на всех присутствующих пахнуло чудовищным, застоялым перегаром. На сером лице мужичка отразилось сначала недоумение, а потом и испуг.

– Как убили?
– пролепетал он.
– Когда? А как же теперь?..

– Ты когда его последний раз видел?
– спросил Колодников.

– В-вчера...

– Когда точно?

– В-вечером...

Неожиданный свидетель, по всей видимости, пребывал в глубоком шоке от услышанного, поэтому отвечал односложно.

– А ты разве технику свою не у сторожки оставляешь?
– спросил Мазуров.

Тот кивнул.

– Да... обычно. Но вчера здесь... перебрал слегка...

– Ты что же, к сторожке сегодня не подходил?

– Нет, с-сразу сюда.

Астафьев обошел "Беларусь" и увидел стоявший в стороне мопед.

– Да не трясись ты, - подбодрил пьянчугу Мазуров.
– Никто тебя не собирается ни в чем обвинять. Ты вот лучше скажи, два дня назад ты во сколько сюда прибыл?

– В восемь, - привычно соврал тот, но потом, видимо, испугался и уточнил: - Нет, в девять, ближе к десяти, примерно так пол одиннадцатого.

– Бурлак был здесь?

– Да.

– А вырытая могила?

– Тоже была. Я еще удивился, чего это он меня не дождался. Еще и заказчиков то не было.

– Показать эту могилу можешь?

Хозяин "Беларуси" неуверенно пожал плечами:

– У дороги где-то, во втором ряду.

– Точно!
– обрадовался Афонькин.
– У дороги, не то третья, не то четвертая.

Они всем скопом вернулись к дороге, и оба свидетеля теперь уверенно показали на одну из могил с парой скромных пластиковых венков на холмике.

– Антонина Николаевна Становова, тысяча девятьсот...
– прочитал Астафьев на табличке, воткнутой в землю.
– Ого, бабулька почти век прожила!
– удивился он.

– А вот здесь вот лежал ковер, - продолжал вошедший в раж Афонькин, волчком кружась на одном месте.
– Здоровый такой.

– Постой, он, что, был развернут?
– прервал его Колодников.

– Ну да, во всю длину.

– А не врешь? Смотри, Афонькин, твои слова многое решают. Ты сейчас не подозреваемый, ты сейчас главный свидетель, - предупредил Мазуров.

Бедный воришка чуть не захлебнулся от собственной значимости.

– Да я... Я сейчас!

И он ломанулся куда-то в глубь кладбища. Миновав четыре ряда могил, Афонькин склонился над одной и откуда-то из горы венков вытащил белый пластиковый пакет.

– Вот, - торжествующе сказал он, вернувшись.
– Я тогда его взять с собой не смог, ковер-то большой, нести неудобно, здесь и припрятал. Рядом с ковром это вот лежало.

Заглянув в пакет, оперативники, не сговариваясь, поморщились.

– Да, колбаска, похоже, того. Протухла, - резюмировал Астафьев.

– Конечно, вы ж меня в КПЗ мариновали, - обиделся новоявленный свидетель.
– Хорошо хоть водка не протухла.

– Откуда ты знаешь, может, и она прокисла, - спросил Колодников, ставя пакет на землю и осторожно, за пробку вытаскивая одну из бутылок.

– Что ж ей сделается, - ухмыльнулся Афонькин, но потом обеспокоился, увидев, как внимательно оперативник рассматривает бутылку на свет.

– Ну что?
– спросил Мазуров.

– Есть пальчики, и хорошие.

– Э-э, вы что!..
– начал догадываться Афонькин.

– Что-что, изымаем мы у тебя твой трофей, на предмет проведения экспертизы.

– Ну вот!
– лицо свидетеля приобрело выражение обиженного ребенка.
– И это забираете.

– Что делать, Афонькин, - сказал Мазуров, вытряхивая из пакета протухшие продукты и осторожно загружая туда бутылки.
– Сам знаешь, лучше с нами не связываться. Вот позарился на дармовщинку, и что получилось? Жить надо честно.

Колодников тут вспомнил про мужичка-экскаваторщика. Тот и так был небольшого росточка, а сейчас стал и вовсе незаметным, казалось, он даже дышать боялся.

– Ну, а ты, брат, припомни, когда вчера домой вернулся?

В ответ тот неуверенно пожал плечами:

– Темнело уже.

– На мопеде возвращался?

– Да. Я здесь чуток отоспался, добавил еще и поехал. Жена скажет, я не вру, ей-богу!

– Что значит темнело? Насколько стемнело?
– решил уточнить Мазуров.