Шрифт:
— Вам пакет от светлейшего князя, главного командующего, генерал-фельдмаршала Григорья Александровича Потемкина, — произнес он заученную фразу.
Расписавшись в реестре, Ушаков отпустил курьера, приказав накормить его и дать отдохнуть.
«Что ж, пакет адресован прямо ему, Ушакову, а не Войновичу, предзнаменование недурно».
«Предположа лично командовать флотом Черноморским, назначил я начальствовать подо мною господину контр-адмиралу и кавалеру Ушакову. — Перечитав первые строки, Федор Федорович перевел дыхание и мысленно поблагодарил Бога: «Господи, наконец-то справедливость восторжествовала». — Господин контр-адмирал и кавалер граф Воинович отряжен в командование морских сил каспийских, бригадир Баскаков отправлен к строению судов на Волге, бригадиры Голенкин и Пустошкин имеют быть начальниками эскадр при флоте, о чем Черноморскому Адмиралтейскому Правлению о том знать даю. И как в Правлении остается старшим господин бригадир Афанасьев, то и подтверждается ему особливое иметь попечение о скорейшем исполнении всех моих предписаний…»
Дальше следовали различные распоряжения князя по Адмиралтейству.
Вызвал писаря и продиктовал ему приказ по флоту о вступлении в должность. Распорядился вызвать Го-ленкина и Пустошкина, следовало поздравить их с новым назначением, все-таки, почитай, три десятка лет сослуживцы, сотоварищи, со времен Морского корпуса.
На следующий день, не успев сделать первые распоряжения по флоту, прибыл курьер из Ясс. Потемкин сообщил ордером, что «не обременяя вас правлением Адмиралтейства, поручаю вам начальство флота по военному употреблению». Здесь же сообщил, что строящиеся в Херсоне корабли «Навархия», «Вознесение» и «Святой Николай» будут подчинены князю и служить ему форзейлями, кораблями разведки. На них он назначил своих генеральс-адъютантов Сенявина и Львова командирами. Третий корабль «Вознесение» становился флагманским кораблем князя. «Наконец-то светлейший поворачивается лицом к морю», — обрадовался Ушаков. В конце ордера Потемкин сделал приписку, которая поднимала настроение флагмана флота: «Поручая наблюдать в подчиненных строгую субординацию и дисциплину военную, отдавать справедливость достоинствам и не потакать нерадивым; старайтесь о содержании команды, подавая всевозможные выгоды людям, и удаляться от жестоких побой». В пакете, доставленном из ставки Потемкина, находилось несколько ордеров, помеченных одним числом, 14 марта. Один из них предписывал Ушакову то, о чем шла речь во время пребывания его в Яссах. Тогда Ушаков предложил князю ранней весной сделать внезапный рейд к берегам Анатолии. Сейчас светлейший обязывал сделать набег, не откладывая. «…Извольте выйти в море ради поиску. Крайне полезно было бы, если б удалось вам схватить какие транспорты или истребить где спущенные корабли у азиатских берегов. Я надеюсь, что вы со всею ревностью исполните вам порученное и заблаговременно возвратитесь в Севастополь для приуготоления всего флота в кампанию».
Другие ордера предписывали отправиться также безотлагательно в Херсон, определиться с Адмиралтейством о всех работах и снабжении Севастопольской эскадры на кампанию, отправить на новые верфи в Николаев фрегаты для ремонта.
Ушаков распорядился вызвать на совет всех командиров. Впервые они встретились с Ушаковым, который предстал перед ними в новом качестве. Их собрал не исполняющий обязанности флагмана эскадры, а командующий Черноморским флотом.
— Отныне флот Севастопольский будет состоять из двух эскадр. Прошу любить и жаловать флагманов сих эскадр, бригадиров известных вам Голенкина Гаврилу Кузьмича и Пустошкина Павла Васильевича. Какие корабли и фрегаты по ним, определятся позже.
В отличие от Войновича, Ушаков говорил не торопясь, пытливо всматриваясь в лица своих командиров. Пять кампаний провел он с ними бок о бок. Прошлую — впервые возглавил эскадру, но временно, и в море ее не пришлось выводить. Как-то сложится дело нынче?
— Наш предводитель, светлейший князь Потемкин, предписал нам изготовить наипоспешно и добротно корабли и фрегаты к выходу в море. Посему прошу вас сего же дня составить подробные ведомости для потребности экипажей в людях, судов в принадлежностях, артиллерии и к ней всех припасов, канатов, якорей и прочего. Сии ведомости представить завтра поутру, ибо мне с ними надлежит отъехать в Херсон днями. Сочту нужным довести до вас предписание князя наблюдать в служителях низших, матросах окромя строгой дисциплины, как и положено, быть справедливыми с ними, заботясь об оных и воздержанными быть по части рукоприкладства.
Последняя фраза флагмана, похоже, вызвала недоумение среди большинства командиров, которые переглядывались, пожимая удивленно плечами. За всю прежнюю службу они впервые слышали, чтобы подобные воззрения исходили от начальства.
Старший член Черноморского Адмиралтейства в Херсоне, бывший корабельный мастер, а ныне бригадир Семен Афанасьев всегда благожелательно относился к Ушакову. Ознакомившись с потребностями флота в Севастополе, он, сжав губы, закрутил головой:
— Нет, батенька Федор Федорович, хоть тресни, а и половины сего в Херсоне не сыскать. Повеление от светлейшего мною получено, забирайте всю наличность, верфи покуда потерпят. Остальное просите у князя. К тому же и денег у меня в обрез, а лес вызволяйте от губернатора Жигулина.
Не откладывая, Ушаков из Херсона запросил у Потемкина о присылке в Севастополь 500 солдат, а в канцелярию князя подробно расписал, сколько недостает в Херсоне пушек, разных припасов, такелажа, а главное, нет денег на их покупку. Упомянул он и о нуждах по содержанию и лечению больных матросов. «Тож го-шпитали необходимо-надобны делать вновь, к сему также надобен лес. Ныне ж вместо гошпиталей употребляются маленькие фрегатские казармы, которые стоят внизу, возле воды, худы и весьма в рассуждении места нездоровы, казармы тож в прибавок надобны вновь, ибо служителей против прежнего весьма умножилось. Сим устроением можно немалое число людей сберечь». Как и прежде, печется Ушаков о матросах. Хотя и поднялся ступеньками выше по службе.
В Севастополе Ушакова ожидал доклад бригадира Голенкина.
— Ваше превосходительство… Ушаков отмахнулся.
— Как и прежде, Гаврила Кузьмич, с глазу на глаз величай меня по имени-отчеству.
— Федор Федорович, из Балаклавы вчерашний день прислали гонца, поодаль объявилась эскадра турок.
— Того быть не может. Будучи в Херсоне, слыхал самолично от греков, прибывших из Цареграда, эскадра турецкая в Буюк-Дере на рейде в великом расстройстве. Недостача у них на судах матросов, да и те, которые есть, многия болезны. Почитаю, пикеты армейские напутали. Быть может, транспорта какие или шебеки дознают наши намерения. Одначе ты распорядись командующим всем быть настороже, привесть суда в наибольшую готовность. На ночь выставь на внешнем рейде дозор в два баркаса, чуть что, давать ружейный сигнал.
Спустя два дня в Севастополь пришло одномачтовое греческое судно. Его шкипера Яни Петро допрашивал Ушаков.
— С острова Халки мы, что в Мраморном море. Загрузились в Константинополе фруктами: лимонами, апельсинами, изюмом, каштанами, финиками; мылом турецким и разными табаками, краской хна. Намеревались в Тавриду плыть, но слух распустили, что торговать будем в Анатолии. Турки всех подряд ныне хватают и в армию насильно берут и в моряки. Нехватка у них великая в людях. С нами посадили турка для сопровождения. Но как миновали пролив, мы его на берег высадили. Два дня ждали ветра попутного.