Ясовей по лисьему следу идет, капкан несет. Смотрит, выбирает, где лучше его поставить. Вот здесь лисица копала, тут и капкану стоять самое место. Насторожил Ясовей железную пасть, снежком припорошил, полюбовался: хорошо. Осторожна лисица, да не заметит, быть ей в капкане. Поднял голову — что такое? Будто человек вдали движется. Правда, и с ружьем. Вот рукой машет. Откуда бы тут человеку? Напряг Ясовей зрение, всмотрелся — еле идет человек, шатается, ноги волочит. Что с ним? Ясовей быстро направил к нему свои лыжи. Ой-ой! Замерз путник. Лицо посинело, брови и борода в куржевине. «Русский заблудился, наверно, в тундре», — подумал Ясовей. И тут заметил, что за плечами у путника не дробовик, а винтовка. Эге, военный, значит.

— Хороший наст под ноги идущему по тундре! — приветствовал Ясовей незнакомца. А тот с трудом произнес коснеющим языком:

— Далеко ли до чума? Отведи, пожалуйста. Окоченел совсем. Едва плетусь...

Повел Ясовей незнакомца к чуму, да мало прошли, окончательно ослаб человек, свалился. Тогда снял охотник лыжи, положил на них путника, привязал и повез. Ладно, наст крепкий оказался, ногу прочно держит, преступается редко. Немало поту пролил парень, пока добрался до чума охотника Лаптандера. Хозяин чума встречает, недоуменно разводит руками.

— Что за упряжка такая! Гляжу. Э, да это Ясовей! Уж не медведя ли он подстрелил, думаю...

— Шутки потом, Лаптандер. Сейчас скажи, чтобы в чуме костер развели, чайник скорей кипятили. Видишь, человек замерз...

Лаптандер сокрушенно закачал головой, велел жене развести костер.

В чуме незнакомца положили на оленьи шкуры, разули, оттерли снегом закоченевшие ноги и руки. Когда он стал приходить в себя, дали горячего чаю. Постепенно неожиданный гость отогрелся. На ночь его с головой укутали в теплые меха.

Утром русский проснулся рано, ещё все спали. Только Яхако, шустрый и непоседливый, беспокойный, как весенний ручей, уж выглядывал из-под мехового одеяла, поблескивая глазенками. Чужой, незнакомый человек в чуме, разве можно проспать, не увидеть, как он будет подниматься. Вот больной высвободил руку из-под мехов, отряхнул куржевину на изголовье, хочет приподняться, стонет... Встретился глазами с Яхако.

— Мальчик, ты не спишь? Дай напиться...

Яхако дал воды. Смотрит на незнакомца исподлобья.

— К нам зачем пришел? — говорит неприязненно.

— Да вот видишь, в гости, — слабо улыбнулся русский.

— Оленей наших увести хочешь!

— Нет, оленей ваших мне не надо. А что, жалко оленей-то? Да ты не бойся, садись поближе... Вот сюда...

Мальчик осторожно придвигается. Ощупывает чужого глазами. Спрашивает с неуверенностью в голосе:

— Ты не начальник?

Гость смеется.

— Нет, не начальник я. А ты что же, боишься начальников-то?

Яхако поднял голову. Волосами тряхнул.

— Не боюсь я начальников. Они у отца олешков увели. У меня если захотят взять, я не отдам. Придут — вот мое ружье. Я стрелять умею, отец научил.

— Хороший у тебя отец. Спасибо ему, меня вчера подобрал в тундре, не дал погибнуть.

— Это какой отец. Это не отец...

— А кто же? Брат?

— Просто в нашем чуме живет. Ясовей.

Незнакомец встрепенулся.

— Ясовей?

— Чего удивительного. Имя такое.

Мальчику непонятно, почему так изумился русский простому ненецкому имени, почему он вдруг замолчал и задумался.

Между тем проснулись взрослые, запылал костер, в чуме стало тепло. Выдвинули поближе к огнищу столик, хозяйка навалила на него гору мороженой рыбы да оленины. Приглашают к столу русского.

— Вставай-ка, поайбурдаешь, вся немочь пройдет, крепче будешь...

Гость, постанывая, поднялся. С большим трудом взял кусок мяса. Обмороженные пальцы ныли, горели, как в огне. Выпив чашку чаю, он лег на груду оленьих шкур.

— Спасибо, хозяюшка, полежу, отдохну, может, лучше станет...

— Отдохни, слаб ты очень...

Залаяли собаки.

— Ясовей приехал, — закричал Яхако, — вот хорошо-то, сказки сказывать будет...

Ясовей, войдя, аккуратно выбил снег из малицы, свернул её и положил в сторонку.

— О, тепло у вас и не дует. А поайбурдаем покрепче, совсем хорошо будет... Как он? — покосился Ясовей на незнакомца.

— Ожил. Со мной говорил, — бойко ответил Яхако, — про тебя спрашивал. Нынче спит, наверно...

Но незнакомец не спал. Он смотрел на Ясовея и... и узнавал его. Он, верно он. Тот же упрямый разрез рта, та же ямочка на подбородке, тот же хитроватый и веселый взгляд черных чуть-чуть с косинкой глаз. Повзрослел, посуровел лицом. Копна волос подстрижена кружком по тундровому обычаю. Но всё равно это он. Вот берет нож — его движения, быстрые, угловатые... Вот улыбнулся, разговаривая с Яхако, — его улыбка.