Шрифт:
— Ань здорово-те!
— Здорово, здорово, — буркает хозяин, не приглашая гостя садиться, косясь на него.
Нюдя, взглянув на крюк в руках приезжего — символ сватовства — пунцово краснеет. Мунзяда выжидательно смотрит на мужа. Тот невозмутим.
В чуме продолжается напряженное молчание. Халтуй стоит, согнувшись в три погибели. Ему очень неудобно стоять, но он терпеливо ждет. Уже чайник начинает кипеть, крышка на нем вздрагивает, из-под неё вырывается пар. Халтуй стоит, жмурясь от дыма. Наконец он говорит:
— Я ехал с Янзарея, через лабту ехал, мимо пяти сопок ехал, три реки пересек. Далек мой путь.
— Твой чум на Янзарее стоит? — спрашивает Сядей, не меняя позы.
— Мой чум у Тибэй-реки...
— Зачем же ты попал на Янзарей?
— Там живет хороший человек, охотник и оленевод...
— Он здоров? — слегка поворачивает голову Сядей-Иг.
— Охотник молод и крепок.
— Как его олени?
— Стадо оленевода увеличивается каждый год.
— Много ли у него ларей с кладью?
— Когда надо кочевать, лари с кладью везут четыре аргиша. В ларях и пушнина, и сукна, и сахар, и чай, и сухари...
— У него, наверно, посуды нет...
— Посуды у него полный ларь да ещё ларь.
— Умеет ли он пушнину промышлять?
— Он сам песцу пулей в глаз попадает. А пушнину ему промышляют пять охотников.
Женщины оставили работу и внимательно следят за разговором: старуха, поджав губы, с хищной настороженностью, девушка в глубоком волнении, то краснея, то бледнея.
— Умеет ли он метко кидать тынзей? — продолжает спрашивать Сядей-Иг.
— Ни один бык в стаде не ускользал от его ловкой руки, — уверенно отвечает Халтуй.
— А золото у него есть? — Сядей-Иг поворачивается всем туловищем к свату.
— Поезжай сам, попробуй поднять мешок, который возит он на первых санях аргиша, — не моргнув глазом, отчеканивает Халтуй.
— Назови мне его имя.
— Ты его знаешь, Сядей-Иг. Того, кто послал меня, зовут Лагеем.
— Садись, — помолчав, предлагает Сядей-Иг, уступая гостю место на свернутых оленьих шкурах. Услышав имя Лагея, Нюдя застывает. Щеки её становятся землисто-серыми.
Халтуй стоит, будто не слышит приглашения хозяина.
— Садись. Чай вскипел, однако, — повторяет Сядей.
Халтуй остается на месте.
— Мунзяда, ставь-ка на стол чашки, оленины принеси, айбурдать будем. Вот твое место, Халтуй. Ведь стоять-то так худо.
Сват неподвижен. Тогда Сядей-Иг, кряхтя, поднимается, берет из рук Халтуя обгорелый крюк и подает его жене. Не дожидаясь дальнейших приглашений, Халтуй присаживается к столу. Безбородое старческое лицо его выражает полное удовлетворение.
— А чарка будет? — спрашивает он хозяина.
— Будет чарка, крепкая, сам из Широкой Виски привез...
— Вот то хорошо.
После двух чарок водки Халтуй разошелся и начал рассказывать, как Лагей уговорил его ехать сватом к Сядей-Игу, какие обещал подарки за это.
— Шибко твоя девка ему глянется. Он говорит, если не возьмут крюк, вернешься с крюком обратно, сам ночью приеду, всё равно увезу девку...
— Ну, так ему это и удалось бы, — самодовольно ухмыльнулся Сядей-Иг.
Нюдя накинула паницу и быстро вышла из чума. Зачерпнув горсть снега, приложила к виску. Вздрогнула, почувствовав, как острый холод проник в жилы, дошел до самого сердца.
2
Там, где речка Янзарей, выгибаясь крутой дугой, обходит сопку, на мысу стоит чум Лагея. Сегодня с утра вокруг него оживленно. Одна за другой подъезжают упряжки. Длинный ряд саней тянется вдоль берега. Хореи, воткнутые в землю, что частокол. Из распряженных оленей — немалое стадо.
Лагей женится. Стриженый под горшок, сияющий, в новенькой малице, утыканной вокруг ворота светлыми пуговицами, он ходит среди гостей, довольный предстоящей свадьбой. Ещё бы! Ведь он сосватал дочь не чью-нибудь, а самого Сядей-Ига. Вся тундра знает о богатстве этого толстяка. Породнившись с ним, можно изрядно умножить и свое богатство. И дочь Сядея, сказать по правде, не последняя среди других. Молода и красива. Поискать надо девушек с такими черными, отливающими синевой косами, с глазами, как у важенки, большими и нежными, с ярким румянцем на смуглом лице. Он сам видел: когда Нюдя в белой панице, разукрашенной цветными сукнами, в белых камусных пимах, мягко облегающих ногу, в лазоревом полушалке, накинутом на плечи, идет по стойбищу, ненки завистливо перешептываются, а молодые оленеводы вслед ей поворачивают головы. Теперь ему, Лагею, не понадобится поворачивать голову...
Лагей доволен. Доволен и будущий тесть Сядей-Иг. Ему тоже по душе жених. Давно приглядывался к нему старый оленщик, удивлялся, как Лагей после смерти отца быстро научился хозяйствовать, не только сохранил оленье стадо, но и приумножил его, не растерял по молодости и неопытности достаток в чуме, а завел новые лари. Далеко парень пойдет, того и гляди самого Сядей-Ига перешибет в деле. У хитрого Сядея расчет простой: зачем иметь соседа, который вот-вот подомнет тебя? Лучше породниться с ним, а потом стать рядом чумами, жить одним хозяйством. Попробуй тогда кто-нибудь из других многооленщиков оказаться поперек Сядеевой дороги. А особенно это важно нынче, в это непонятное время...