Семёнова Мария
Шрифт:
Спрыгнула с подножки «Хаммера» и спокойно подошла к главнокомандующему.
— День добрый, майор.
Всё очень доброжелательно, но насчёт того, кто здесь будет принимать все решения, двух мнений быть уже не могло.
— Здравствуйте, товарищ подполковник, вы уже здесь? — оглянулся Колякин. «Нет, меня здесь нету,— невольно подумалось Варенцовой. — И, кстати, полковник!» А майор продолжал: — Вот это оперативность, нам бы такую... — И сурово уставился на прапорщика; — Да не тарахти ты так, Сердюков! Давай излагай толком. Товарищ подполковник тоже должны быть в курсе, у нас от ихнего ведомства секретов нет.
Если Оксана что-нибудь понимала Колякин судорожно соображал - где стукач? Кто на особистов работает? Сердюков? Замкомвзвода? Водитель? Радист? Рядовые конвойцы? Писарюга-штабист?.. А может, это вообще засада, подстава, внегласка, капкан? На предмет проверки бдительности и боепгговности?..
— Значит, так, — вытер вспотевший лоб прапорщик - Где-то с час назад стою с Абрикосовым, смотрю — едут. Ну, как положено, стопорю и по уставу говорю: «Машину к осмотру». Может, они в багажнике беглого Нигматуллина везут, мне почём знать? Они в ответ: «Бу-бу-бу-бу», вроде и по-нашему, а с акцентом. Стало быть, вдвойне надо прюверить. «А ну,— говорю, • из машины вылазь!» И вынимаю для убедительности «Макарова», а они... Как начали руки гнуть и двигать ими, точно Чумак с Кашпиров- ским! Тоже мне, блин, баба Нюра с внучком Денисом...' Ну, в общем, задержали мы их, взяли под охрану, джип досмотрели, компромата не нашли.
> Если кто забыл, баба Нюра — целителънина. пользовавшаяся га вестиостмо несколько лет казах Какое-то время выступала вместе с внуком Денисом.
Беглого Нигматуллина — тоже... Разрешите идти нести службу дальше?
— Неси, — жестом отпустил прапорщика майор, насупился, посмотрел, как Сердюков с Абрикосовым по новой раскуривают сигары. — Такие-то вот у нас, Оксана Викторовна, нынче пирожки. С котятами... Сперва неф свинтил, теперь ещё и этот-. Ну что за напасть? Утром товарищ генерал-майор мне так и сказали — я, мол, тебе устрою, Колякин, веселье на всю оставшуюся жизнь. Ты у меня отчалишь в народное хозяйство каким пришёл, с голой жопой. Ни пенсии, ни льгот, ни свинарников с курятниками и прочими безобразиями... — Колякин аж всхлипнул.— Так прямо и сказали — безобразиями... А небось как свининку под водочку... да всем кагалом... Это ещё не считая Нового года, Первого мая и Пасхи.» про всякие там дни рождения я вовсе молчу...
— Да, ситуация, — мягко перебила Варенцова — А вот как всё же, по-вашему, почему сбежал Нигма- туллин? Ему ведь, сколько я знаю, у вас совсем неплохо жилось? Даже вроде змеиной фермой командовал, кобр доил».
При упоминании о змеиной ферме Колякин вконец зафустил.
— Господи, Оксана Викторовна, ну есть хоть что-нибудь в природе, о чём вы не в курсе?.. Да, командовал фермой, да, выдавал яд на-гора, да, толкал его по своим каналам... А почему убёг? — Он задумался, вздохнул, почесал голову. — А Бог его знает. Всё вроде у него было — и «ноги»и уважение, и почет. Только чует мое сердце, кто-то или что-то спугнуло его, и теперь он отсиживается в болотах. Знает отлично, сукин сын. что за ним следом никто не сунется.
— Не сунется? Это почему же? — с самым честным видом спросила Оксана. — Такие топи опасные?
— Ещё какие опасные, — помрачнел Колякин. — Даже зимой, а сейчас лето. Только дело, по большому счету, совсем в другом... Там, на болотах, — он внезапно понизил голос, чёрт знает что творится. Скверно там, Оксана Викторовна. Сплошная чертовщина Всё не так, как здесь. И вообще всё не так...
— А поконкретней нельзя? — хмуро поинтересовалась Варенцова — «Чёрт знает что» и «всё не так» — это, знаете ли, не доводы.
— Доводы... — вздохнул Колякин. — Я вам вот что скажу. Зэки у меня на болотах давно уже добывают один гриб. Подземный, невзрачный такой, на картошку смахивает. Жарят его, варят, делают икру. Бывает, и свиньям скармливают, хотя и не часто. А тут прибыл по этапу специалист один, бывший шеф-повар, взял этот гриб на зуб и чуть в обморок не упал. Это же, говорит, белый трюфель, самый дорогой в мире харч. А вы его свиньям в корыто!' Или вот взять того же самого Нигматуллина... — сморщился, как от горького, Колякин.— Где он брал этих своих змей, у которых яд похлеще, чем у кобры?.. И, что ещё интереснее, куда он перед побегом их всех подевал? В кочегарке, где был устроен гадючник, нашли только залежи хвороста. Вот и не верь после этого в Моисея[54]. Кстати, не так давно на болотах видели дракона. Огромного, толщиной с мусорный пухто. Об авдошках я уже и не говорю...
— Об авдошках? — с интересом переспросила Оксана.
– А шо це такэ?
Ей по-прежнему упорно мерещился розыгрыш. Не помогала даже память о сражении с муррой. «Ведь взрослые же люди, с погонами на плечах, и на полном серьёзе — драконы, мистика, какие-то там авдошки! Это я спятила? Или весь мир на голову встал?..»
— Авдошки, Оксана Викторовна, это такие существа на двух ногах, — понизив голос, объяснил Колякин. — Ну там, вроде снежного человека. Очень падки, извините, до наших женщин. Лично знаю одну особу, которая от них аборт делала. Топи после этого, знаете ли, не самое страшное.
Между прочим, эти свои страшилки Колякин выдавал едва ли не с гордостью. Дескать, знай наших!
— Вспомните, майор, а вы не слышали слово такое: «Ареал»? — поинтересовалась Варенцова. — Ну может быть, случайно где-нибудь, краем уха, невзначай?
— Конечно слышал, — отозвался Колякин, — Еще и видел. По спутниковом}' про гиббонов рассказывали, потом ещё передача была про теорию Дарвина. Только и слышно было: «ареал, ареал».
— Понятно, — кивнула Варенцова.
– В обшем, этих самых, — ткнула она в сторону задержанных, — я забираю. В плане же аттестации, рекомендации или моего личного, если будет на то потребность, мнения говорю со исей ответственностью: у меня от вас, майор, только положительные эмоции. Готова опять-таки, если будет на то нужда, зафиксировать сей факт на бумаге.