Жан-Франсуа улыбнулся, когда Габриэль оторвал взгляд от горла Мелины.

– Достаточно вина.

– Я могу попросить своего мальчика принести что-нибудь освежающее, если ты предпочтешь другое. – Маркиз сконфуженно нахмурился. – Как его зовут, голубка?

– Дарио, хозяин, – ответила Мелина.

– Ах, да. Дарио. – Вампир выдохнул это имя, улыбаясь и обнажив острые, как лезвия бритвы, клыки. – Он служит у меня недолго, но он великолепен, де Леон. Можно легко организовать дегустацию? Хочешь? Или, если хочешь, они с Мелиной могли бы…

– Достаточно одного вина, – пробурчал Габриэль.

Жан-Франсуа усмехнулся.

– Позаботься об этом, милая.

Бросив последний взгляд на угодника-среброносца, Мелина сделала реверанс и вышла из комнаты, заперев за собой дверь. Жан-Франсуа достал из кармана платок, Габриэль нахмурился, наблюдая, как тот вытирает золотой кончик своего пера. Уложив его в деревянный футляр, историк закрыл лежавшую у него на коленях хронику в кожаном переплете и, еще раз глубоко вздохнув, поднялся с кресла, разглаживая тонкой рукой складки своего сюртука.

– Куда же ты? – спросил угодник. – Ночь только начинается.

– И я вернусь до ее окончания, друг мой, – улыбнулся вампир.

– Я думал, твоя императрица хотела услышать мою историю целиком?

Жан-Франсуа поправил платок на израненном горле.

– Думаю, мы можем предать притворство огню, Габриэль. Моя императрица желает услышать историю Грааля. И действительно, история Диор Лашанс в значительной степени связана с твоей. Но, по крайней мере, на данный момент нити в ее гобелене, кажется, выскользнули из твоих ловких пальцев, и какое-то время ткать придется кое-кому другому.

– О чем, черт возьми, ты говоришь? – нахмурился Габриэль. – Какой еще другой?

– Ты не единственный узник в этом замке, угодник.

– В этом я не сомневаюсь. Но чаша разбита, Честейн. Грааль погиб. И никто из ныне живущих не знает ее историю лучше, чем я.

– Это правда, – согласился вампир. – Из ныне живущих – никто.

Последний угодник хищно прищурился, и подлокотники его кресла опасно скрипнули, когда он сжал их.

– Ты хочешь сказать… Это невозможно…

– Невозможно?

– Нет, – недоверчиво прорычал Габриэль. – Марго не настолько глупа, черт возьми.

Жан-Франсуа поднял руку, когда угодник поднялся с кресла.

– Я бы не советовал выходить из себя, Габриэль. Уверен, ты предпочел бы остаться здесь, в компании хорошего вина и жаждущей плоти, чем вернуться со мной в ад. Потому что я направляюсь именно туда – в ад. – Жан-Франсуа встретился взглядом с угодником, и воздух между ними потрескивал от напряжения. – Надеюсь, хоть это тебя немного утешит.

– Ни единому ее слову нельзя верить, – выплюнул Габриэль. – Эта сука соткана из лжи.

– И я, конечно же, уверен, что каждая нота из тех, что ты мне здесь пропел, – чистая Божья правда. – Жан-Франсуа улыбнулся почти нежно. – У каждой монеты две стороны, друг мой. У каждой сказки – две версии. Не переживай, потом мы снова вернемся к твоей. Но до тех пор…

Дверь бесшумно распахнулась, и в комнату вошла Мелина. Она несла свежую бутылку «Моне» и золотой колокольчик, украшенный воющими волками. По коже у нее побежали мурашки, когда она поставила то и другое на стол, взглянув на Габриэля из-под длинных черных ресниц.

– Хотите, чтобы я… осталась, хозяин?

Жан-Франсуа лениво приподнял бровь в сторону Габриэля. Угодник молча кипел от злости, сжав руки в кулаки так, что побелели костяшки. И впервые с тех пор, как они встретились, вампиру показалось, что он уловил искорку настоящего страха в этих серых, как буря, глазах.

– Думаю, наш гость предпочел бы сейчас уединение, любовь моя.

Историк взглянул на колокольчик на подносе.

– Позвони, если у тебя вдруг где засвербит, де Леон. Кто-нибудь обязательно придет и почешет.

– Ты даже не представляешь, с каким дьяволом собираешься вальсировать, Честейн.

– Возможно. – Вампир наклонил голову. – Но я очень люблю танцевать.

Историк вышел из комнаты, стуча каблуками и шурша бархатным сюртуком по полу. Он чувствовал, как взгляд угодника прожигает дыру в его затылке, когда Мелина закрыла за ними дверь и крепко заперла ее. Шестеро рабов-мечников, стоявших снаружи, низко поклонились, опустив глаза, когда маркиз сунул руку в карман и у него на ладони оказалась маленькая черная мышь.