Шэнь Цинцю и Чжучжи-лан застыли в немом ужасе.

Внезапно в воздух взметнулся мощный фонтан лавы в четыре обхвата, и сверкающий столб в мгновение ока поглотил Тяньлан-цзюня.

Аха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

В душе Шэнь Цинцю разразился безудержным хохотом: вот что бывает, когда заболтаешься, не давая другим вставить слово! Вот видишь, что случается с теми, кто распускает руки, отыгрываясь на детях! Повыделывайся теперь, если сможешь! Верно говорят: гром поразит выпендрёжника!

Однако веселье его длилось недолго: следом за отцом на груде камней, пошатываясь, показался Ло Бинхэ: рука болтается безжизненной плетью – судя по всему, сломана; из раны на голове по-прежнему льются потоки крови, один глаз совсем не открывается.

Какая жестокость. Ло Бинхэ выглядел ещё ужаснее, чем при их первой встрече после того, как его отделал оригинальный Шэнь Цинцю! Что такого, в конце концов, есть в Ло Бинхэ, что всех старших так и тянет избить его в воспитательных целях? Тут ведь вам не пик Байчжань!

Чжучжи-лан судорожно наматывал круги вокруг столпа лавы, в панике напрочь позабыв об остальных. Окинув цепким взглядом эту сцену, Ло Бинхэ спрыгнул с развалин стены в зал и в несколько шагов оказался рядом с Шэнь Цинцю.

Да это же попросту антинаучно! Как он, спрашивается, с первого же взгляда определил, куда наступать, чтобы не активировать защитный механизм?

Похоже, Ло Бинхэ разгадал ход мыслей учителя. Он лаконично пояснил:

– Надо наступать на акупунктурные точки.

Не успел он договорить, как они уже миновали Зал ярости и перешли на следующий уровень. Опуская за собой каменную плиту двери, Шэнь Цинцю невольно бросил взгляд на Ло Бинхэ, чтобы убедиться, что на сей раз он точно ничего не напутал.

Теперь Шэнь Цинцю стоял на пороге Зала сожалений, не решаясь действовать опрометчиво. Стерегущая этот зал демоница парила над ними, занимая весь потолок. Её сведённые в горестной судороге брови как нельзя лучше отражали настроение, давшее имя этому залу. Почуяв незваных гостей, женщина распахнула глаза. Черты её лица также пришли в движение, приняв ещё более страдальческое выражение. Из её глаз на пол тотчас со стуком упали первые тяжёлые капли, следом за которыми с потолка обрушился настоящий ливень.

Шэнь Цинцю как раз собирался предостеречь ученика, что нельзя позволять каплям этого тлетворного дождя касаться тела, когда Ло Бинхэ простёр над ним руку, прикрывая их обоих рукавом, и, прежде чем учитель успел что-либо сообразить, поволок его к выходу со скоростью молнии. Оригинальный Ло Бинхэ придерживался изощрённых и замысловатых методов, требующих недюжинного мастерства, отчего же теперь он выбирает столь простые и грубые решения?!

В книге Залы восторгов, ярости и сожалений образовывали собственную арку на добротные две сотни тысяч иероглифов, а тут всего произошедшего и на жалкую главку не наскребётся! Один только Зал сожалений достоин того, чтобы растянуть его прохождение хотя бы на десяток глав, которые Ло Бинхэ по собственному произволу упихал в неполные три строчки!

От этих размышлений его оторвал жизнерадостный сигнал системного уведомления:

?За удаление полного воды отрывка текста и придание эпизоду лаконичности вам начислено 100 баллов притворства!?

Ну, знаете, сокращение сокращением, а такая вот «лаконичность» что-то уж чересчур лаконична!

Миновав все три зала, они очутились в тёмном коридоре, где стояла мёртвая тишина, – впрочем, стоило им ступить туда, как на стенах тотчас затеплились разгорающиеся на глазах зелёные огни, чьи ряды терялись в глубине бесконечного прохода.

Меры против воров в Гробнице непревзойдённых воистину превосходили всякое разумение, будто их безумные создатели задались целью не оставить ни малейшей лазейки: Свечи последнего вздоха были понатыканы тут в таком количестве, словно их срывали пучками прямиком с деревьев. Бездумно шатавшиеся по коридору Незрячие остовы мигом встрепенулись, оборотив к ним испещрённые глазами лица со слюнявыми ртами, но воздетой руки и жёсткого взгляда Ло Бинхэ оказалось достаточно, чтобы, разразившись целой какофонией надсадного шипения и хрипов, они втянули головы в плечи и вновь скрылись в тени.

Не глядя на учителя, Ло Бинхэ опустил руку и бросил:

– Идём.

От Шэнь Цинцю не укрылся ярко-пунцовый оттенок лица ученика, особенно заметный в зелёном свете свечей, – и похоже, на сей раз причиной тому было отнюдь не смущение. Прежде, стоило Ло Бинхэ оказаться рядом с Шэнь Цинцю, он тут же пригвождал его выводящим из себя пристальным взором, теперь же даже не поднимал на него глаз. Заметив, что учитель смотрит на него, он лишь отводил взгляд, бессознательно пытаясь стереть пятна крови с уголков глаз здоровой левой рукой.