– Заткнись. Оба заткнитесь.

Нилит окинула взглядом улицу, а затем с раздраженным вздохом опустила голову.

– Вперед, – приказала она.

Вместе с конем, который громко цокал по брусчатке, мы метнулись в следующий переулок. Там посреди процветающего района оказался островок нищеты. Дома здесь были низкими, плохо построенными; глинобитные кирпичи были покрыты гипсом, чтобы они походили на гранит. Здания кренились, словно пьяные, и из-за этого боязнь закрытых пространств во мне лишь усиливалась.

– Доверься ей, Келтро, – шепнул мне Острый. – Она знает, что делает.

– Я тоже, – буркнул я, надеясь, что меч меня слышит.

Это же настоящее предательство. Он попал в лапы какой-то сумасшедшей тетки и забыл меня. Он же не знает, что мне пришлось пережить.

Вскоре темная синева на востоке запылала оранжевым цветом, и костер зари разгорелся. Выругавшись, Нилит подняла вверх сжатый кулак. Я едва в него не врезался, поскольку был слишком занят тем, что с восхищением разглядывал какой-то древний шпиль, грани которого были утыканы деревянными шестами. За долгие годы половина гипса с него осыпалась, и он стал плешивым и жалким.

– Ладно. Пока спрячемся, – заплетающимся от усталости языком буркнула Нилит, убавляя шаг.

Я кивнул.

– Отличная мысль. Где?

– Не знаю, как ты, призрак, а мне нужна кровать. – Она указала на здание, в котором еще горели огни. – Тебе не кажется, что это похоже на постоялый двор?

Из символов на скрипучей вывеске складывалось название: «Замок тал», однако это было все что угодно, но только не замок. Между двумя высокими кусками гранита было зажато заведение, которое, похоже, не построили, а сшили из заплаток. Фасад здания представлял собой мешанину из материалов – от колес телег до ящиков, от кирпичей до парусины. Никакой симметрии у здания не было, и выглядело оно жутковато. Строителям удалось возвести три этажа; и в нескольких косых окнах виднелся свет ламп или сияние призраков. На окнах стояли решетки, но не было ставней. Похоже, что на этот постоялый двор можно было рассчитывать в любую погоду, в любой праздник и даже во время катастрофы. Внезапно мне захотелось ощутить на языке кислый вкус пива.

На бочке под вывеской лежал сонный мальчишка-конюх. Когда мы подошли ближе, он едва не свалился на землю. Нилит убрала Острого в ножны, но любой чужак во тьме ночи – пугающее зрелище, особенно в Араксе. Посмотрев на меня, он замигал, словно сова.

– Ч-что надо?

– Постель, – ответила Нилит, подавив зевок. – В конюшне, рядом с конем. Не хочу оставлять без присмотра свои… товары.

Мальчик почесал нос.

– У нас есть раскладные кровати.

– Отлично. И я не хочу, чтобы меня беспокоили.

Она постучала ногтем по клинку. Мальчишка яростно закивал.

– Это добропорядочное заведение, госпожа, – ответил он, взяв коня под уздцы, и потянул носом, пытаясь понять, исходит ли вонь от Нилит или от большого свертка на спине животного. – Если нужно, у нас и ванна есть.

Потирая глаза, Нилит ждала, пока грязный мальчишка принесет ключ и откроет конюшню, которая, видимо, была сделана из топляка и пальмовых листьев. В конюшне было темно, и лишь в дальнем конце ее мигал одинокий огонек лампы. Мое сияние помогло осветить дорогу, пока мы шли вслед за мальчиком мимо полудюжины загонов, в основном пустых. Я насчитал две лошади, серебристую и вороную, и одну огромную сороконожку. Она свернулась в тугой клубок размером с палатку. Темно-красные пластины ее брони волнообразно шевелились и постукивали в ритме ее снов.

– Серебряная монета за конюшню и постель. Еда за отдельную плату, напитки тоже, – сказал мальчик, зевая.

Я по привычке облизал губы – ну то есть насколько я мог это сделать в призрачном состоянии.

Мальчик потянул на себя дверь, и она пискнула, словно придушенная мышь. Нилит прислонила меч к стене выделенного нам загона. На дощатом полу лежала солома, а также торбы с кормом. Конь, коренастый обитатель пустыни, немедленно двинулся вперед, чтобы изучить их содержимое. Я никогда не любил лошадей, и это никак не связано с отсутствием ног, которые позволяют легко сесть в седло. И с тем, что я оказывался в грязной луже каждый раз, когда пытался это сделать. Лошади – вьючные животные, а все, кто зависит от капризов людей, рано или поздно сходят с ума. И у лошади сумасшествие с большой вероятностью приводит к перелому шеи всадника.

Мальчик-конюх принес раскладную кровать – простую деревянную раму, на которую была натянута парусина. Нилит немедленно поставила кровать у входа в загон, превратив ее в баррикаду, защищавшую меня и ее коня.

Мальчик терся рядом с нами, пока Нилит не вложила ему в руку серебряную монету и медяк.

– Ужин, если остался. И пиво.

Я обратил внимание на ее акцент.

– Ты из Красса, – сказал я, когда мальчик скрылся в здании.

– Как и ты. Но я сейчас чувствую себя скорее аркийкой.

Одну руку Нилит крепко прижимала к груди, словно она ранена, а другой рукой повернула меч, просверлив острием дыру в доске.

– Мне плевать, поручился за тебя меч или нет. Может, он – твой раб. А может, это какая-то магия. Может, он просто сошел с ума.

– Ты недалека от истины…

– Что он такое? Душа-клинок?

– Точно.

– Молчи, – приказала Нилит Острому и посмотрела на меня. – Значит, сделаем так, как поступали в старину. Так, как делают в Крассе.

В ее словах был смысл. Я вздохнул и расслабился.